– Простите, мам, пап, сестрички и братья. Я очень счастлива и довольна тем, что наконец могу видеть и слышать всех вас, чувствовать ваше присутствие и вашу доброту. Но я не могу, не имею права замыкаться в стенах семьи.

– Понимаем, Вика.
– помолчав проговорил отец.
– Но готова ли ты к таким перегрузкам?

– Пап, меня восстановили почти полностью, я не побывала на том свете, физически я практически та же самая, мне удалось почти полностью внутренне стабилизироваться. Но если я сейчас замкнусь на уровне семьи, я вполне могу заказывать по себе самой панихиду и похороны. Мам, не волнуйся, доктора меня залатали так, что ни швов, ни заплаток не найти. Я практически та же.

– Вита не завышай оценки. Ты ещё слишком слаба физически и морально, чтобы сразу принимать на себя нагрузки обычной жизни. Я говорила с врачами. Ты должна пройти десятидневный курс глубокой многоуровневой реабилитации. Программы и планы я смотрела и со многим согласна, но только если ты сейчас не наломаешь по своему обыкновению дров, желая прыгнуть выше головы.

– Мам, я что, враг себе?

– Нет. Но сейчас я не уверена, Вита, что ты изменишь своим установкам.
– сказала мама.

– Именно, Викта.
– подтвердил отец. Любой из нас, здесь присутствующих сразу подтвердит правильность и справедливость только что высказанного мамой вывода.
– Ты ещё слишком слаба. Но, - отец улыбнулся, - ты определённо поздоровела и поэтому кое-какие приятности тебе вполне по силам. Сделаем так. Сейчас у нас три часа дня. Мы вернёмся к тебе в палату в восемь, после ужина и пробудем до девяти. Есть необходимость кое-что обсудить из нашего семейного. Это обсуждение санкционировано мамой и поддержано врачами Кризисного центра. А сейчас мы ненадолго тебя покинем. Но ты не останешься в одиночестве.
– отец встал, поднялись и его жена и сыновья с дочерьми. Они полупрощально кивнули и вышли, притворив за собой дверь. Притушился ненамного свет, и до этого не ослеплявший глаза и Виктория откинулась на подушках, давая возможность телу отдохнуть от небольшого приятного напряжения, вызванного визитом самых близких людей. Она прикрыла ненадолго глаза, а когда открыла, рядом с ней сидел юноша в белой госпитальной пелеринке с букетом цветов и пачкой сшитых листков пластика.

– Рич?
– Виктория широко открыла глаза. Всё же полумрак автоматика нагнала в палате изрядный.

– Я, Вита. Я.
– ответил молодой человек, кивая и жестом давая команду автоматике включить в четверть накала плафон прикроватного софита.- Тебе свет этого прожектора не помешает?

– Боже, Ричард. Ты ли это?
– Виктория приподнялась на локтях, но Ричард несильными движениями ладоней заставил её опуститься на кровать.
– Мне никто не говорил... Как ты узнал? Тебя долго ко мне не пропускали?
– она взяла букет и спрятала в нем свое лицо.
– Боже, как пахнет... Ричард, это самый лучший сюрприз за последние десять дней. Тебя держали тут на привязи всё это время? Ты хоть ел нормально? Осунулся.

– Вита, я был рядом все эти дни. Не беспокойся, я ел нормально и никто меня на привязи не держал. Моё пребывание здесь было только моим решением и только моим желанием.
– молодой человек не делал ни одного лишнего телодвижения и Виктория не испытывала никаких уколов страха.
– Так что я здесь по собственной воле.

– Ричик...
– Виктория всё же села в кровати и взяла его лицо в свои ладони - Рич, милый...
– она расцеловала его в обе щеки.
– Ты не думай, я в норме. Ричочек...
– она наклонила его голову и поцеловала в макушку.
– Волосы совсем чёрные стали, а были каштановыми.
– она обняла его за плечи и прижалась к его груди.
– Рич, спасибо тебе. Спасибо, что ты есть у меня. Ты не думай, ты можешь меня коснуться, я не кусаюсь и бежать от тебя не буду... Мне самой интересно, как я отреагирую на твои прикосновения. Уж извини за прагматизм.

– Точно, Вита? Ты не слишком торопишь события?

– Рич, полумёртвые женщины обычно не лезут обниматься и целоваться к своим кавалерам. Более того, они не всегда их пускают в больничные палаты, где пребывают в вынужденно полуразобранном и затрапезном виде и состоянии. Мы же с тобой друг друга не первый год знаем. И я совершенно чётко понимаю, что ты пока единственный из неродственников - мужчин, которым я полностью могу доверить коснуться себя вне служебного протокола. Опять прагматизм проявляется, Рич. Это форменное наказание, да? Я кажусь тебе сухаркой?

– Вита, ты никогда не была сухаркой. Ты была разной, но это нормально.
– Ричард осторожно коснулся её щеки. Виктории понравилось тепло, исходившее от его пальцев и ладони.
– Можно коснуться твоих волос?

– Ты, Рич, не спрашивай, касайся.
– усмехнулась Виктория.
– А то мы с тобой и не поймём, насколько я изменилась.

– Ты и изменилась и осталась прежней, Вита.
– Рич несмело коснулся губами тыльной стороны кисти её левой руки.
– Я привёз тебе сборник своих очередных стихов. Здесь не все, остальные я привезу тебе позднее.

– Почитай мне их, а, Рич?

– Ну, хорошо.
– Ричард согласился без колебаний, убедившись, что его подруга способна воспринять текст и подтекст самодельных стихов.

Долгий час с двадцатью минутами Ричард читал, почти не заглядывая в сшитые листочки строки, которых так ждала Виктория. Там было многое. Там было то, что дало Виктории возможность убедиться - дать ей полную и самую полную возможность самой выбрать то, каков будет её собственный Путь в этой жизни и кто встанет рядом с ней на этом Пути. Себя Ричард рядом с Викторией не числил в длительных попутчиках и Виктория понимала это правильно - Ричард не давил на её путь и не навязывал ей себя.