Шрифт:
Старший кивнул среднему богатырю, и тот, достав из-за плеча рюкзак, раскрыл его и выложил на стол несколько банок с тушенкой.
— Думаю, никто не будет против, — обращаясь в первую очередь к хозяевам, произнес старший.
Предложение было принято благосклонно. Хозяйка быстро открыла одну банку консервным ножом и снова отвернулась к газовой горелке, ставя на нее закопченный чайник и давая возможность мужчинам поговорить. Девочка, подражая матери, тоже отошла к горелке, но при этом не отпускала взглядом старшего богатыря. Она смотрела на него так пристально и так по-детски открыто, что женщине даже пришлось взять ее за плечи и отвернуть в сторону.
Перекусив и похвалив кулинарное искусство хозяйки, мужчины приняли более расслабленные позы, и отец девочки начал задавать вопросы. Отвечал за всех старший.
Каким ветром занесло вас в наши края? Случайно или по делам?
— Можно сказать и так. Сначала думали случайно, а потом вроде как бы и по делам.
Хозяин кивнул, принимая ответ, и продолжал:
— Вид у вас какой-то странный. Не пойму что-то. Вроде бы как монахи одеты, в черное, но вроде и не монахи, в коже. Вы что, из секты какой? Проповедовать сюда приехали?
Старший усмехнулся:
— Кому здесь проповедовать? Да и что? Нет, мы здесь не за этим.
— Тогда зачем?
— Ну, ваша девочка вам все правильно объяснила. Я — Защитник, а это мои помощники, послухи.
На сухом небритом лице хозяина, в бороде которого уже проглядывали седые волосы, появилась сдержанная улыбка:
— Люди вы, вроде, серьезные, а говорите странные вещи. Да как вы будете нас защищать и, самое главное, чем? У вас ведь и оружия никакого нет.
Теперь улыбка появилась на лице богатыря:
— Расскажу непременно. Только прежде разрешите и мне вас спросить, уважаемый…
— Ибрагим Ашотович, — уточнил хозяин подвала.
— Очень, приято, Ибрагим Ашотович, меня, кстати, Данилой зовут, а по батюшке Александровичем. Товарищи мои — Илья и Алексей.
Все церемонно, чуть приподнявшись со своих мест, пожали друг другу руки, и Данила продолжил:
— Так я все же спрошу. Почему, вы, Ибрагим Ашотович, живете здесь и не уезжаете? Что вас здесь держит?
У хозяина дернулась щека. Он недобро посмотрел на Данилу, потом покосился на жену и нехотя выдавил:
— Я не могу уехать.
— У вас нет денег? Вам некуда ехать? — переспросил богатырь.
— Не в этом дело, — снова неохотно ответил отец девочки.
— Тогда в чем?
Ибрагим Ашотович хлопнул себя по коленкам, неискренне улыбнулся и встал.
— Что-то заболтался я с вами, а тем временем мне надо идти. Вы располагайтесь тут, как сможете. Жена вам поможет, а я скоро буду. С этими словам он снял с книжной полки старый потертый портфель, надел кожаную куртку и вышел из пещеры, пробормотав, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Извините, мне надо идти.
В полутемном помещении нависла неуютная тишина, которую очень быстро и деликатно разрядила Валентина, жена Ибрагима, тихая женщина с изможденным лицом и добрым взглядом. Как будто специально, у нее на газовой горелке в бронзовой турке закипел кофе, который она тут же разлила по пластмассовым разномастным чашкам и сунула их в руки мужчинам, сидящим на матрасах со скрещенными ногами. Досталась одна маленькая чашка и девочке.
— Пейте, — сказала хозяйка, — если, кто хочет с сахаром, скажите. Дам.
Данила обхватил своими огромными руками кружку и заглянул внутрь с таким видом, будто именно там находились ответы на все самые сокровенные вопросы вселенной. Сделал глоток и обратился с вопросом к женщине:
— Может быть, вы скажет, почему вы не уходите? Ведь у вас дети, их надо кормить.
Валентина тяжело вздохнула:
— Муж сказал, мы не можем уехать, а в нашей семье такие вопросы решает он.
Данила понимающе кивнул:
— А куда он сейчас пошел? Можете сказать?
— Могу. Это не секрет. На работу.
— Так поздно?
— Да, может и задержаться до утра.
— И где он работает?
— Он хранитель в местном краеведческом музее.
— Ах, вот оно даже как?
Данила выразительно посмотрел на своих товарищей. Те понимающе закивали головами.
— Хранитель, значит, говорите.
Богатырь снова заглянул вглубь кружки, улыбнулся своему отражению и подмигнул ему.
— И не уезжаете? Ну что ж. Каждый должен делать свое дело! А мы будем делать свое.