–  И то!
– подтвердил бородач.
– Добудем онучи, тогда бери!

Между тем Страшко достал тетиву, закрепил её на концах половецкого лука, наладил стрелы.

–  Ну, скоро ли ты, отец?
– закричал ему густобровый.
– Чай, время!

–  А я уж готов!
– ответил ему Страшко и спустил стрелу.

Лицо подстреленного исказилось. Он ткнулся в траву. Пальцы его вцепились в сырую землю.

Вторая стрела, как чёрная молния, взвилась над кустом, но ни в кого не попала. Одноглазый разбойник растерянно закричал:

–  Постой! Чего ты всех губишь, право?
– и кинулся к лесу.

Страшко удалось попасть бегущему в шею. Тот закрутился на месте, стараясь вырвать стрелу рукой. Тогда и высокий, похожий на шест, бродяга прыжками, как вспугнутый заяц, устремился в лес. Обгоняя его, туда же промчался на половецком коне черноусый Сыч.

Минуту спустя из ватажников на поляне остался, кроме убитого, только голубоглазый курносый парень. Он в смертельном страхе глядел на Страшко, как на живого Перуна: разъярённый мужик метал свои стрелы подобно молниям!

Вот и над парнем метнулась молния.

Мимо…

«Ох, час мой смертный!»

Парень упал в густую траву и закрылся локтем. Он слышал, как дочь мужика и мальчик подошли к нему. Вслед за ними, тяжко дыша, подошёл и мужик.

–  Лежишь?
– с угрозой спросил он парня, ткнув его лаптем в бок.
– Я и тебя, бродягу, пощекочу стрелой…

–  Не тронь его, батя!
– сказала Любава.
– Он мирно стоял и меня не трогал…

–  Одной он с ними ватаги!
– сердито крикнул Страшко.
– Один с них и спрос. А ну… - Он нагнулся и перевернул парня вверх лицом.
– Ишь тощий!

Парень лежал и жмурился, прижав к груди руки. Вид его был так беспомощен и невзрачен, что сердце Страшко смягчилось.

–  Ты чей?
– опросил он спокойней. Спрошенный быстро открыл глаза, и они на его лице вдруг блеснули, как два голубых цветка.

–  Из Мытовки, что на Цне…

–  А тут чего с ними бродишь?

–  От голода, от бездолья… Неурожай там, в Мытовке нашей, ноне!

–  Аль тут сытней?

–  Не знаю.

–  Ан, знаешь: чай, перехожих да странных не раз губил? От бедности нашей жиреть задумал?
– Страшко опять свирепо ткнул его лаптем в бок.

Любава остановила:

–  Постой ты… вот, право!
– и мягко спросила парня: - А батя с маманей где?

–  В полоне… Три лета назад, как их всех в полон увели. Я кое-как у родных ютился…

Парень глядел на Любаву без страха, и на его курносом лице глаза сияли по-детски ясно.

–  Вставай, - сказала ему Любава.
– Чай, сыро… Страшко проворчал:

–  Ишь, сыро! Такого бы в землю… ещё сырей!

–  Да ладно ты, батя!
– вдруг рассердилась Любава.
– Без роду, без дому - такой, как и мы!

–  Ан мы людей не губили.

–  И я не губил…

Страшко насмешливо крикнул:

–  В ватаге, чай, песни пел?

–  Я только единый день в ватаге и пробыл, - ответил парень.
– Пришёл и ушёл… как не был!

Глаза его были ясными, и Страшко отвернулся.

–  Ермилка, - велел он сыну, - пойди-ка стрелы мне собери. Да одну онучу от тех кустов принеси…

Любава и парень остались вдвоём. Они что-то всё говорили, оглядывали друг друга, а когда мужик замотал онучу и вновь подошёл к ним, готовый в путь, Любава болтала бойко, парень усмешливо морщил нос, и оба вели себя так, будто до этого здесь и не было ничего - ни посвиста стрел, ни разбойников на дороге.

Это Страшко рассердило, но он смолчал и только строго взглянул на парня. Тот на секунду смутился, потом попросил:

–  Возьми и меня с собой… Страшко не ответил.

–  И вам со мной легче будет, - настаивал парень.
– Путь-то не малый! Глядишь, пригожусь и я… К тому же, - добавил он, глядя в глаза Страшко, - не трогал я душ невинных. То делать всю жизнь страшусь, хоть я и не робкий: могу на нож пойти, если надо. Вот за тебя и за дочь твою на рожон пойду…

Любава смущённо заулыбалась. Страшко опять промолчал.

–  Меня ты нынче не тронул, - тихонько закончил парень.
– А мог бы убить. За то, отец, спасибо тебе…

Страшко искоса посмотрел на Любаву: молчит, остроносая… очи к земле. И парень вдруг погрустнел. Эх, сердце ты человечье!

Помягче спросил:

–  Как звать-то?

–  Мирошкой.

–  Вот ловко!
– Страшко с невольной улыбкой, как на родного, взглянул на парня.
– Мирошка брат у нас был, да помер. Хороший мужик был, складный. Ну-к что ж, - добавил он просто, - коль так, собирайся с нами. Пошли…