Я с силой бью открытой ладонью по приборной доске и тут же, тыльной, с оттяжкой – по щеке Гамова. От боли едва не теряю управление, но тут он открывает глаза и смотрит на меня осоловело. Сердце прыгает в груди, я вспоминаю о нелегально установленном ускорении и врубаю его на полную.

– Эй, эй, эй, что происходит? – спрашивает Гамов, явно приходя в себя.

– Ничего. Везу тебя к врачу.

– А ругалась тогда почему?

Я молчу. Он морщится.

– Чужак в логове? Невозможно. Просто глупость какая-то.

– Максим, – говорю я, поглядывая в зеркало заднего вида, – давай-ка ты свалишь отсюда.

– С ума сошла? – Гамов смотрит на меня неодобрительно. – Во-первых…

– Помолчи, – резко обрываю его я. – У тебя ребенок будет. Ты ранен.

– Роза! – почти кричит он, и я вздрагиваю. – Ты опять наступаешь на те же грабли. Следуешь сюжету.

– Не было такого в сюжете! А жить по правилам мира меня вынуждают обстоятельства.

– Быстро думай, что здесь не так. Ты читала книгу, ты видела мир. Версии. Быстро. За отсутствие версий я тебя сожру при Арлиновой. Так, что Гера не поможет.

– Нет версий! – ору я, резко сворачивая направо.

Пожалуй, сквозь один пригород проскочить можно. Да почти приехали, в самом деле.

– А что скажешь ты, Макс? Книжку не читал, взгляд свежий. А?

Гамов молчит. Устраивается поудобнее на сиденье, трогает пальцами перебинтованное наскоро плечо и смотрит вперед.

– Чудесно, – рычу я себе под нос. – Только не вздумай больше отключаться.

– Нелогична тут одна вещь, – задумчиво говорит Гамов спустя минуту. – И это – мы.

Я хмыкаю. Гамов сердится, бросает на меня испепеляющий взгляд:

– Скажешь, нет?

– Скажу, что мы почти приехали.

– Реальность нас ассимилировала. Дала имена и даже профессию. Это нормально. Ненормально другое. Мы с самого начала – главные герои.

Я фыркаю и вытираю лицо рукой.

– Каждая букашка думает, что она главный герой этой жизни. Так что ты крупно ошибаешься.

– Выключи цинизм и включи голову.

Гамов не говорит, а приказывает. Холодным и злым тоном, так, что я невольно ежусь.

– Говори, – бросаю в ответ. – Совсем не понимаю, о чем ты, а ситуация нехороша. Так что говори.

Вообще, у меня есть свои соображения насчет его слов. Но в самом деле, как же он мне надоел. Я чуть не проскакиваю нужный дом и резко торможу. Потом вылетаю из машины и стучусь в резную дверь. Открывают не сразу.

– Только тебя мне и не хватало, – Ланд даже не пытается быть вежливым.

– Старик. – Я развожу руками. – Макса задело. Нужна помощь.

– Лив, ты соображаешь, о чем говоришь? – Он отчего-то паникует, и это очень, очень нехорошо.

– Пара стежков. Ну пожалуйста. – Я хлопаю ресницами. Должно подействовать, но Ланд снова медлит.

– Вы в розыске, Лив. Что, прикажешь мне скобить преступника? Еще не хватало, чтобы вас здесь увидели.

– Тогда соображай быстрее! – Я раздраженно заталкиваю его внутрь, пытаясь вспомнить, что у нас там было, запрыгиваю в кабриолет и заезжаю в пустующий гараж.

Гамов все это время неодобрительно на меня смотрит.

– Пошли, – киваю я. – Мы, оказывается, уже в розыске. Так что пять копеек в твою теорию о том, что мир сопротивляется, можно смело забрасывать.

– Ага! – нервно выдает он. – Значит, все сообразила, только притворялась?

– Надоел, говорю же.

Ланд беспрекословно ждет на кухне, и я трачу мгновение на то, чтобы подивиться количеству меди в интерьере и странной обстановке. Наверное, так и должен выглядет стимпанк-мир.

– Ваше счастье, что соседи все в панике свалили, – бурчит Ланд.

– Слушай, будь другом, заштопай мне Макса, и мы свалим еще дальше, чем соседи.

– Что за лексикон у тебя? Стежки, штопать… Как будто раны зашивают.

Я чуть поднимаю брови. Гамов выглядит не так уж и хорошо. Испарина на лбу и поджатые губы.

– Колдуй, мастер. Я в долгу не останусь.

Я выхожу в комнату и сосредоточенно изучаю всяческие финтифлюшки, пока Ланд осматривает рану.

– Жить будет, я думал, все гораздо хуже. И что вас понесло в «Индиго»?

– Не понимаю, о чем ты. – Я вздыхаю с облегчением и забываю о реальности и закрытии.

Ланд проходит мимо меня в комнату и роется в ящике, извлекает оттуда небольшую коробочку.