— В чем дело?

Сергей протянул бумагу. Она была подписана директором совхоза. Майор прочитал и очень удивился:

— Назём? Своего вам мало! А всякое-другое дерьмо не берете? Дешево отдам. Только сами грузите-возите. — И засмеялся, откинув голову назад.

Сергей вежливо объяснил, зачем совхозу навоз, что это топливо для парников, где выращивают огурцы и помидоры, что совхоз снабжает овощами город, что навоз нужен для улучшения огородов, где растут овощи.

Майор слушал, склонив голову на левое плечо, весь внимание. Ладони его обняли стакан, грелись. Затем он сделал какое-то движение, переложил голову на правое плечо и протянул руку:

— Документы! — Видно Сергей показался ему подозрительным.

— Я же отдал вам… — И показал на бумагу.

— Личный документ!

— У меня нет. Я заключенный, агроном в совхозе. Вот пропуск на вольное проживание.

— Ага. Понятно. А говоришь, нет документов. Это и есть твой документ, без бумажки ты никто, ясно? Так, Морозов? Значит, агроном? Ведаешь этими парниками и огурцами? Тогда давай уговоримся, так сказать, устный договор заключим. Я тебе навоз, ты мне огурчиков. Как уж там сделаешь, но товар за товар.

Теперь, оживившись, он держал голову прямо, чуть откинув назад, отчего стал выглядеть солиднее, уже не майором, а, пожалуй, полковником. В такой позе и ждал ответа. Глаза его сощурились.

— Наверное, это можно, — сказал Сергей. — Правда, с огурцами у нас строго. Вы напишите в совхоз требование, для больных, что ли, я передам главному агроному. А навоз мы начнем возить сразу, если позволите. Наши грузчики и подъезд устроят. А вы сейчас и напишите заявку на овощи. Я попробую уговорить, чтобы продали и огурцы. А для лагеря немного зеленого лука. Позже можно и редиску. Вообще-то лучше, если вы и грузчиков выделите, чтобы не катать своих. Наверное, найдутся в лагере. — Сергей надавил на последнюю фразу.

Майор поднял брови:

— У нас кого хочешь можно найти! Всяких специальностей, разных высоких чинов, вплоть до министров. Бывших, конечно. Но грузить они не того… Слабаки. Их по приискам насобирали. В общем, найду грузчиков. Ты вот что, агроном, скажи мне: а нельзя у нас огород учинить?

— Можно. Но надо землю сперва найти, годную под распашку.

— А ты можешь?

— Могу, наверное.

Майор нажал кнопку, из другой комнаты явился человек непонятного чина, без погон, но в потертом военном кителе. И вытянулся по стойке «смирно».

— Отряди к конюшне пять лбов покрепче, пусть нагрузят машину навоза. И доложи. А мы с тобой, агроном, пройдемся, поищем эту самую землю. Я всегда живу по принципу: «Куй железо, пока горячо». Договорились?

— Мне надо сказать шоферу и подыскать подъезд.

— Тридцать минут! И сюда. На вахту я позвоню. Давай, топай, огуречный мастер.

Вообще говоря, Сергей не имел полномочий на такого рода переговоры. Но этот майор был какой-то чудной, не чванливый. Во всяком случае, не злой. И за идею с огородом сразу ухватился, что можно объяснить природной склонностью к добрым делам — не без выгоды для себя, а для лагерников хоть какое-то дополнительное питание. Сергей уже смелее спросил:

— Сколько людей в зоне? Нужно знать, чтобы определить примерную площадь огорода.

Майор удивился, снова откинул послушную голову назад и о чем-то подумал. Наверное — сказать или нет?

— Четыре тысячи с небольшим. Из них половина безнадежных, в смысле без рук, без ног, всякие параличные и чокнутые.

— Поначалу вам хватит и десятка гектаров земли, чтобы улучшить питание на летнее время. И надо подобрать хорошего агронома.

— Покопаемся в делах, десяток профессоров найдем, — хохотнул майор.

— Профессора не всегда практики. Нужен практик.

— Вот ты и поможешь выбрать. Лады?

Морозов, конечно, мог и отказаться, поскольку спешил, горючее на исходе, нет полномочий. Но что-то подтолкнуло его: соглашайся. И тут же понял, откуда возникло это «что-то». Вдруг в лагере окажутся его старые друзья? Тот же отец Борис или несчастный подполковник Черемных. Или милый Николай Иванович Верховский с тяжкими своими мыслями?

— Идемте, посмотрим долину у реки, — поторопил Сергей. — Или кто другой пойдет?

— Нарядчик. Устроит?

— Нет!

— Начальник конвоя?

— Что он смыслит в этом деле?

— Тогда пойду я, — и поднялся, оказавшись ростом едва ли не в два метра. Одернул китель, влез в шинель и зашагал впереди, как Петр Великий на известной картине художника Дейнеки.

У конюшни бестолково переругивались пять заключенных, не знающих, зачем их вызвали.

— Вилы, вилы им давай! — крикнул майор, тыкая вытянутой рукой в плечо ленивого конюха.

— Счас, счас… — И побежал в глубь конюшни, где нервно ржали матки и жеребята, непривычные к такому многолюдству.