— Будет пропуск, если постараются. Свой огород, как же!

Майор был необычайно доволен. Все так просто и несложно, никаких хлопот для него! А приедет начальство, можно показать сделанное и заслужить похвалу. Колыма, а они с овощами! И не возникло у него горечи, что до сих пор не додумались до такого простого дела. Ведь тысячи людей, сколько из них могли бы поработать на земле, да получить в обед хоть две редиски!

В хорошем настроении пребывал и Морозов. Его друг Черемных получит пропуск — это раз. Навоз — бесценнейшее средство для урожая на Колыме пойдет в совхоз и будет идти, пока майор не хватится и не наложит запрета: себе нужней…

Спустя два часа Сергей докладывал Пышкину о первых десятках тонн конского навоза, получил «добро» на продажу семян инвалидному городку и не удержался высказаться по поводу «дубовых» руководителей, которые не используют возможности огородничества на Колыме. Что эти пять совхозов, когда можно иметь сотню подсобных хозяйств везде, где имеются лошади или коровы!

Сергей, не дожидаясь попутки, ушел на Дальнее поле. Шел и перечислял, что надо сделать для посадки капусты, для разделки целины. Его приятно удивил Любимов, который уже кое-что сделал. Наладил две конные сеялки и без агронома закончил посев столовой свеклы и моркови, а тракторист нарезал на трети пашни гребни под капусту. Хоть завтра начинай, были бы люди.

Стояла ветреная и мокрая погода, по распадку со стороны моря низко бежали рваные облака, из них временами сыпался мелкий и холодный дождь, все на земле потемнело, обрело старческую, немилую окраску. Тоже весна называется…

Пышкин сказал, что пора посадки наступит, как подтянется рассада в парниках. Она, как видел Сергей, была уже «на выходе», рамы открыты, зеленый лист кое-где выпирал выше сруба.

Раз такое дело, то надо поторопить главного, погода для посадки самая благоприятная. С этой мыслью Сергей с первой попутной машиной из-под навоза отправился на усадьбу совхоза.

Появление Морозова в теплице обрадовало старика.

— Загордился, забыл свой дом, — с притворной строгостью пробурчал Василий Васильевич. — Говорят, ты уже консультант? Не рано ли?

— Да они там ни в зуб ногой! — засмеялся Сергей. — Земля под боком добрая, тысячи людей в лагере, коней два десятка и до сих пор не могли сообразить, что можно иметь свои овощи! Тоже хозяева. Навоз отдают нам, мне стыдно брать, но ведь и нам требуется, вон какая землица получилась на целине! Под капусту пойдет.

— Это же тюрьма, милый, а не колхоз или совхоз. Тюрьма! За что начальству платят? За охрану, за страх, за голод, за то, чтобы в будущем никто из выживших и потомков их и не пикнул против указаний, какие они дикие не будь, эти указания. А ты нашел святую простоту, своего майора, и забил ему памарки огородом. Ведь ждет, поди, награды: вот придумал, как лучше кормить лагерников! Вдруг поймет, что сделал святое дело, что ты подтолкнул его на добро. Успеха вам с этим майором и да благословит вас Господь! Пошли в нашу комору, свежими щами угощу.

Они обедали, Сергей рассказывал, как встретил Черемных и Петрова, начал было показывать, каков тамошний майор с подвижной головой, по положению которой можно определять его настроение. Но тут явился посыльный:

— Морозова — к начальнику совхоза! Быстро! Весь совхоз обегал…

Сергей побледнел, глаза его испуганно вспыхнули.

— Вот видишь, — ласково заметил Кузьменко, — и в тебе уже страх сидит. Ничего дурного не сделал, а страшишься. Когда во власти страха, тогда серьезной работой не занимаются, не получится. Гаснет доброе. Иди спокойно.

У Бабичева сидел главный агроном. Расспросил о 23-м километре, переглянулся с Бабичевым и сказал:

— Придется пока отказаться от поездок, Морозов. Хоть и приятно, но… Не сегодня, так завтра в Дукчу прибывает большой женский этап. Они не на день, не на два, а надолго, кажется. Поручаем принять и распорядиться. Надо заранее подготовиться. Пусть этапные сажают капусту.

— К посадке мы готовы. Давайте распоряжение о выборке рассады.

— Уже, уже. Ты поезжай на место и еще раз проверь, есть ли фронт работ. Если ночью привезут, то утром — за работу.

— Так сразу? — не удержался Морозов.

— Режим устанавливаем не мы, а Севвостлаг, — напомнил Бабичев.

В семь утра темная и длинная колонна показалась на дороге. Женщины шли тихо, обходя лужи и грязь, охранники уже перестали подгонять и орать. Бесполезно. Когда сгрудились у избушки, Морозов сказал:

— Отдохните с дороги. Вот брезент. В котле кипяток.

— Сто сорок три, — раздраженно выпалил начальник конвоя. — Тянулись как на кладбище. — И отвернулся, будто от грешного.