Шрифт:
Всё! Конец. Подмоги не будет. Просто уже некому идти.
Иван попытался облизать пересохшие губы.
Он стоял в море крови. Один, как перст. И что удивительное: у самого не было ни одной царапины. Даже малого пореза.
Стоял он, судорожно сжимая побелевшими пальцами тяжелое древко стяга.
Как сейчас помнил, что поднял голову и долго-долго смотрел на развевающееся по ветру полотно. Стоял честно. И грозно.
Он так и готовился стоять, пока бы ночь не закрыла его глаза…
— И не думали, что вы придёте! — послышался чей-то язвительный голос. — Остались бы со своим эльфом в шатре, да спать легли бы…
Я повернулся: это подошёл отряд Егора. Его ребята дружно хохотали.
— Да, цыц, бабьё! — гаркнул Сивонос. — Не на прогулку идём… Извините этих олухов.
И он отправился первым.
Я держался позади. Совсем не из страха. Это Егор приказал замыкать отряд и следить в оба.
— У нас в джунглях на Асээ-Тепхе в конец и в начало ставили опытных бойцов. А то, по первой, постоянно на засады нарывались.
Говорил, как в воду глядел.
За час мы не обнаружили в оврагах ни одного мятежника. И тут…
В общем, ни мы не ожидали, ни противник. Просто столкнулись нос к носу. Правда, мятежники соображали чуть быстрее…
Егор с ребятами кинулся в молчаливую драку. Именно драку.
Я остановился, быстро прикидывая расклад сил.
Из низкорослых кустов выскочил, словно заяц, пожалуй, самый опасный враг: то был лиходей с длинным кривым посохом. Колдун лишь на несколько секунд замешкался и в его ладони медленно вырос огненный шарик. Он приподнялся чуть вверх и тут же помчался в ближайшего дружинника.
Меховая куртка вспыхнула, словно была облита смолой. Ратник удивлённо посмотрел на меня, а потом в паническом порыве попытался расшнуровать узлы, но было поздно: огонь превратил его в огромный визжащий факел.
— Твою мать! — выругался я и вытянул мечи.
Мир словно лопнул: воздух расколол нечеловеческий дикий ор горящего дружинника.
Шаг вперёд. Прыжок с левой и сакс легко расколол череп лиходея. Он достиг грудины, плотно застревая в костях.
Я снова выругался, вдруг вспоминая слова Горяны Иверской, про то, что Братьям Воронам хочется испить кровушки. Что-то частенько они стали «впиваться» в моих жертв, и не спешат вылезать назад.
Колдун осел наземь.
Вторым клинком я зарезал следующего бандита, загоняя лезвие ему в спину. Мы лишь на мгновение потом встретились с ним взглядами, но, тот был уже пуст: Искра мятежника уже мчалась в чистилище.
Третьего я сдёрнул с барахтающегося на спине Егора и тоже заколол. Двое оставшихся бросились наутёк.
Рядом на земле катался большой огненный шар. Сквозь огонь я видел кипящую и пузырящуюся кожу, а под ней темное зажаренное мясо. Человек всё ещё кричал, но через несколько секунд резко замолк.
— Твою мать! — повторился я и вогнал острие фальшиона ему в левый бок в район сердца.
Ратники смотрели на меня с одной лишь мыслью в глазах: «Ты что творишь!»
Потом, в лагере, я слышал, как Егор кому-то говорил, что «ему убить человека, что молока попить».
Сивонос поднялся на ноги и хмуро уставился на горящее тело своего товарища. В воздухе распространился характерный неприятный запах паленого мяса.
Из расквашенного носа Егора вытекла тонкая струйка крови.
— Суки! — прохрипел он и сплюнул наземь.
А потом всё также хмуро посмотрел и на меня, злобно бросая:
— Уходим. Сейчас к башне подойдёт подкрепление…
12
В холодном вечернем воздухе, заполненного дымом костров, зазвучал чей-то далёкий голос. Звук шёл со стороны Орешка.
Егор встрепенулся и даже привстал. Я не мог разобрать ни одного слова, но мне сильно импонировал этот сильный мужской голос. Стал прислушиваться, но ветерок с юга уносил слова прочь.
Егор снова сел к костру и наклонил голову к земле. Его лицо нахмурилось, губы сжались в тонкую полоску.
— Что случилось? — спросил кто-то из его ребят.
Егор молчал. Его напряжённость передалась и нам.
— Да что случилось, Егор?
— Знаете…
Слова утонули внутри горла и Егор задохнулся.
— Кто поёт? Что за песня там звучит? — прислушивались дружинники.
— Уж не ли разбойничья? Не «Чёрна гора» ли?
— Разбойничья, — сердито проворчал Егор, и вдруг он закрыл рукой лицо.
Мне не часто приходилось видеть плачущего мужчину…
Всю дорогу к лагерю, Сивонос молчал. Он сам нёс своего погибшего товарища, не подпуская к нему никого.