Шрифт:
— Бор! — кто-то тронул моё плечо.
Я подскочил, как ужаленный.
Рядом стоял Бернар.
— Ты чего здесь. Ночь уже, — говорил эльф.
Я огляделся: затухший костёр, где-нигде видны полусонные стражники, луна вышла из-за ночных облаков, заливая мир серебром.
— Где я? — мой вопрос так удивил Бернара, что тот даже отпрянул назад. — Где они?
— Кто?
Я молчал, оглядываясь по сторонам.
— Пойдём в шатёр, — позвал эльф.
Разум медленно возвращался в этот мир.
— Послушай, Бернар, — глухим голосом спросил я, — ты сам-то веришь в перерождение и возвращение…
— Что — эльф крайне удивился, но чуть оправившись ответил: — Ну, я же служитель Церкви Света!
— А ты сам хоть раз видел возвратившихся оттуда? — спросил я, вытирая вспотевший лоб.
Несмотря на холод, мне было очень жарко и даже душно.
Эльф молчал. Он изучающе смотрел на меня, а потом нехотя ответил:
— Однажды… однажды я видел такого…
— И как он?
— Он был… был… очень странным…
Эльф прищурился и замолчал.
— Почему мы боимся умереть, если верим в бессмертную Искру? Верим в наше перерождение?
Эльф смотрел на меня и не произносил ни слова.
— Мне привиделось чистилище, — сказал я. — Страшное… неприятное… Наверное из-за того, что там нет никого, кого бы я знал. Ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестёр…
— А они вообще у тебя есть?
— Почему ты так спросил?
— Ты ведь, Бор, никогда, даже вскользь, не упоминал о них.
— Возможно… возможно…
— Негоже тебе сегодня быть одному, — вдруг заявил Бернар, приближаясь.
— Почему? — чуть откашлявшись, спросил я.
— Не знаю, — вдруг пожал плечами эльф. — Не знаю… Но, чувствую, что негоже… Сегодня, говорят солдаты, на Гадючьем плато видели единорога…
К чему он это сказал?
Бернар задумчиво вздохнул и снова повторил:
— Единорога… Белого, как луна… как серебро… Мне кажется, что он кого-то искал… или ждал… Понимаешь?
— Нет, — честно ответил я.
Эльф посмотрел куда-то вдаль в сторону Гадючьего плато.
— Единороги приходят, чтобы отвести Искру в чистилище… Или вернуть её назад… А тут белоснежный… Зелёная молодёжь хотела на него поохотиться. Слава Тенсесу, им этого не дали. А то случился бы непоправимый грех…
Бернар был странно взволнован. Я последний раз его таким видел на том безымянном острове у джунского Светоча. Эльф тогда тоже что-то несуразное бормотал.
— То был единорог, принадлежавший Мишель ди…
— Единороги никогда и никому не принадлежат! — резко ответил Бернар. — Они сами находят себе… себе… тех, кто им…
Тут эльф совсем растерялся и испугано посмотрел на меня.
— Бернар? — осторожно позвал я его.
— Что? — эльф медленно «вернулся» в это мир.
— Что с тобой?
Бернар ставился на меня, а потом пробормотал:
— Святой Арг… серебряный… Вот что, Бор, пошли-ка, друг. Негоже сегодня быть одному… негоже…
И мы не спеша пошли прочь…
13
…Какой длинный день… Бесконечный день…
Это серое пасмурное утро началось всеобщей побудкой. Мне удалось чуть поспать, хотя, признаюсь честно, мысли о предстоящем сражении не покидали голову.
Собирался я неспешно, тщательно подготавливаясь к рукопашной. Люди вокруг были также серьёзны и немногословны.
Напутственных слов не было. Отряд, в составе которого был я, заступил к ограде и затаился в ожидании.
Перед этим я тепло попрощался с Бернаром. Он освятил меня знамением и прошептал молитву. Снова мимоходом пробормотал про единорога, косясь на руну Арга в моем акетоне.
— Береги себя, — хрипло проговорил он, удаляясь в стан.
Заглянул Первосвет. Он шёл во второй «волне», потому пока ещё не очень торопился облачаться в броню.
— Давай, брат! — сжал он меня в своих медвежьих объятиях. — Я вызывался идти с гренадерами, но меня, почему-то, не пускают.
— Я попросил, — признался ему.
— Ну… ну…
— Так, брат, надо.
Я кивнул ему на прощагье и ушёл на передовую.
Внутри живота что-то сжималось от волнения. Мне ещё ни разу не приходилось участвовать в подобном бою. То ли дело мои предыдущие сражения и драки, а тут «свалка».
Лошади уже подтянули катапульты, а вскоре подъехали телеги с огромными огненными зарядами — бомбами, да кучей каменных глыб — ядрами.