— Очень жаль, но мне придется вас обыскать.

— Ну, ну, без глупостей!

— Я имею на это право. У меня есть распоряжение.

— Вы этого не сделаете, — сказал Марк и спокойно застегнул пальто. — Еще чего не хватало.

— Что вы воображаете? Я и не с такими справлялся!

— Возможно. Рад за вас. Что ж, действуйте.

Привратник пожал плечами.

— Вы что, с ума сошли? — сказал он. — Уж не думаете ли вы, что я стану с вами драться? На вашем месте я спокойно дал бы себя обыскать, и дело с концом.

— Не выйдет, — сказал Марк.

— Прекрасно. В таком случае попрошу вас следовать за мной.

— Понятно, — сказал Марк. — Сразу видно, что для вас это дело привычное.

— Что?

— Произносить такие фразы.

Они вышли в коридор.

— Сюда, — сказал привратник.

Они с минуту шли молча. Привратник опять зажег свой фонарь.

— Вы принимаете меня за шпика, да? А я только выполняю свои обязанности, соблюдаю инструкции. Все принимают меня за шпика, и знаете почему? Потому что я раньше служил в полиции. Из-за этого все и говорят, что я веду себя, как шпик.

— Понимаю, — сказал Марк, — тут уж ничего не поделаешь.

— Если бы не это, все, что я делаю, казалось бы в порядке вещей. Обойдемся без лифта, так будет лучше.

Марк не спросил, почему так будет лучше. Через окно, выходившее в коридор, Марк увидел свет в кабинете Драпье.

Не успел привратник постучать в дверь, как Драпье открыл.

— Счастлив вас видеть, — сказал он, впуская Марка в кабинет, и хотел было протянуть ему руку, но вовремя удержался, — счастлив вас видеть именно теперь!

В кресле сидел Женер. Увидев Марка, он вскочил. Марк заметил, что у него совсем старое лицо.

— Добрый вечер, Марк, — пролепетал Женер.

Марк, не ответив ему, повернулся к Драпье.

При взгляде на Женера в глаза бросались не столько его лиловые губы и красные прожилки на щеках, сколько белый круг, явственно обозначавшийся вокруг рта, как это бывает у стариков в минуты волнения, белый круг, казалось нарисованный мелом, делавший его лицо похожим на маску клоуна.

— Садитесь, — сказал Драпье. Марк не тронулся с места.

«Мне-то что, — думал он, — но ему в его шестьдесят пять лет нелегко пережить такую минуту. Чего бы он только не дал, чтобы избежать этой встречи?» Впрочем, Марк отнюдь не был уверен, что Женер что-нибудь дал бы за это. Он был человек мужественный и умел отвечать за себя.

— Можно с вами поговорить? — спросил Драпье.

— Я не вижу в этом необходимости, — сказал Марк.

— Послушайте-ка, — сказал Драпье, — послушайте-ка, вы оба. Не я пришел к вам, а вы ко мне.

— Но что касается меня, — сказал Марк, — то я, во всяком случае, не собирался разговаривать с вами.

Драпье улыбнулся, потом засмеялся — он понял, что ему нет надобности объяснять, зачем пришел к нему Женер.

— Не глупите, — сказал тот непривычным для Марка сухим, категорическим тоном. — Будьте уверены, вам не удастся убедить Марка Этьена, что я пришел сюда не для того, чтобы отстаивать его интересы.

— У меня больше нет никаких интересов, связанных с этим банком, — сказал Марк. Он произнес это, не повышая голоса, даже без нотки презрения — просто констатируя факт.

— Марк, — вздохнул Женер, — вы всегда были таким: когда дело касается вас, вы ничего не понимаете, ни о чем не догадываетесь.

— Вы мне противны, Женер, — сказал Драпье. — Вы мне глубоко противны.

Марк повернулся к Женеру. Тот провел по лбу своей морщинистой рукой и прикрыл ею глаза.

— Знаете, зачем он пришел? — спросил Драпье, проследив за взглядом Марка и повернувшись к нему на своем вращающемся кресле.

— Знаю, — сказал Марк. — Чтобы заверить вас, что он не имеет никакого отношения ко всей этой истории. Он пришел сказать вам, что он сделал все, чтобы меня удержать, и что…

— Неправда, — сказал Женер.

— Что? Что неправда?

— Я вовсе не говорил, что…

— Вы только об этом и говорили! Не пытайтесь отпираться — он это знает. Вы же видите, он это знает!

— Нет, нет. Он сказал это сгоряча. Правда, Марк?

— «Драпье, дорогой Драпье, — заговорил Драпье плаксивым голосом, совсем не похожим на голос Женера, которого он пытался передразнить, и Марку показалось забавным, что Драпье или кто-нибудь еще может так представлять себе характер Женера. — Драпье, дорогой Драпье, я способен на многое, но настраивать этого мальчишку против вас! Поверьте…» Что же, я все это выдумываю? Он когда-нибудь признавался вам, что способен на многое? Почему я должен был ему верить? Почему большинство людей склонно ему верить? Так он вас действительно удерживал? Что он сделал для того, чтобы вас удержать?