Можно такое сделать? Мне возражают, утопия, никогда. Я слышу недовольные голоса в ответ – если человек будет жить на всём готовеньком, он будет только паразитировать. Ну, если в семье папа и мама – алкоголики, и родители не занимаются воспитанием ребёнка, то, естественно, ничего хорошего из него не получится. Если изменить правила игры, то, конечно, возникнут проблемы, но они исчезнут в процессе роста.

– А как быть с людьми, склонными к наркомании, к жестокости, к педофилии, к религиозному фанатизму и так далее? Как быть с извращенцами, с психопатами, с маньяками?

– Их надо лечить.

– А если они неизлечимы?

– Изолировать от общества.

– Вот смотри. В горячо тобой любимом фильме «Чужой» человечество сталкивается с инопланетным разумным существом, агрессивно себя ведущим, которое оно не пытается перевоспитывать, а просто убивает. Может быть, со всеми этими отщепенцами необходимо поступать так же, как с чужими? Разве у тебя никогда не возникало желания собственноручно уничтожить какую-нибудь гадину-тварь на двух ногах, чтобы остальным людям жилось лучше?

– Ну, возникало.

– А если бы у тебя появилась такая возможность – навести порядок в мире, если бы тебе сказали, действуй, дали бы оружие, превращающее в пыль всяких негодяев, ты бы согласился на эту роль? Ведь одно дело критиковать, давать советы и совсем другое самому вершить судьбу человечества. Взял бы ты на себя такую ответственность?

Я долго размышлял, а потом сказал:

– Не знаю. Я над этим всерьёз не задумывался. Это очень тяжёлая миссия – стать богом на Земле. Надо очень крепко всё обмозговать, прежде чем браться за подобную работу… Я ответил на твой вопрос?

– Ответил. Раз уж я сегодня выступаю в роли Ника Кента, задам-ка я тебе последний вопрос и завершим интервью, а то, я вижу, ты уже начал носом клевать. Время-то позднее.

– Ну, давай. – Глаза у меня действительно слипались.

– Как ты относишься к строительству стены между Украиной и Россией?

– Мне, да и, наверное, Роджеру Вотерсу такое даже в страшном сне не приснилось бы, – сказал я и поймал себя на мысли: «Откуда это Шропшир про стену-то знает? Неужто он всё-таки втихаря собрал спутниковую антенну?» Но я ему ничего не сказал, а для себя решил, даже если это на самом деле так, я сегодня ночью на «Шершне» с острова сбегать не буду.

Я думал, это треножники марсиан. Но это оказались слоны. Наши земные слоны, только с очень длинными, насекомоподобными ногами. Они медленно переставляли свои «ходули» и издавали трубные звуки, напоминающие марсианское уханье. Слоны двигались на расстоянии, курсом, параллельным моему.

Я спросил у Севы:

– Откуда они здесь?

– Видимо, прибыли на «грузовике», – прохрипел он, пробиваясь сквозь помехи.

– А зачем, как ты думаешь?

– Ну что тут непонятного? Глянь, как тяжело они идут, перегруженные аппаратурой. Ты же сегодня выступаешь, даёшь концерт.

– Где, на Марсе?

– Нет, блин, на Сатурне, – раздражённо рявкнул Сева. – На его кольце.

И рассказал мне анекдот про то, как при помощи обруча и лысого мальчика находчивый учитель астрономии показал детям планету Сатурн.

Мы посмеялись.

– А перед кем тут выступать? – сказал я, почесав затылок. Расчехлил бинокль и посмотрел на слонов.

К их спинам действительно широкими лентами были привязаны большие чёрные ящики: усилители и колонки. Я обратил внимание, что у головного слона вместо двух было шесть бивней. А замыкающий тащил на себе металлические бочки и электрогенератор.

– Перед марсианами, конечно, – снова прорываясь сквозь помехи, отозвался Сева. – Перед кем же ещё.

И рассказал два анекдота. Один про то, что муха, нагадившая на объектив телескопа, даже не подозревала, что наваляла целую галактику в созвездии Ориона. Его, я так понимаю, навеял Севе мой бинокль. А второй про то, как по поверхности Марса прогуливаются два зелёных марсианина, и один, задумчиво глядя на звёзды, говорит другому:

– Слушай, а ты веришь в землян?

– В землян? Я что, похож на идиота? И вообще – достал ты уже меня со своими розовыми человечками.