Через узкую щель трибуны мне были практически не видны, только небольшая их часть и бывший алтарь – камень, на котором когда-то стояли выступающие эльфы, дабы все могли их видеть. Я сделал вывод, что нахожусь где-то под трибунами, в подсобном или техническом помещении. К моему удивлению, на алтаре сейчас находился эльф. Более того, судя по звукам, доносящимся снаружи, трибуны также не пустовали. Я повернулся к моей спутнице, надеясь на разъяснения, но она лишь кивнула, смотри, мол.

Я прильнул к отверстию. Эльфу явно пришлось несладко. Его руки были прикованы цепями к двум столбам по обеим сторонам алтаря. К слову, я не припомнил, чтобы они там были раньше. Сам эльф был грязным, оборванным и, похоже, без сознания. Он бессильно повис на цепях, распластавшись на алтаре.

Какое-то время ничего не происходило. Потом к бедняге подошли двое, закутанные с головы до ног в темные плащи, и вылили на него бадью воды. Эльф очнулся. Поднял голову и взмахом откинул с лица волосы. Я ахнул, вскочил на ноги, не рассчитав сил, приложился головой о стену так, что перед глазами поплыли мушки. Девица подхватила меня под руку и мягко усадила на землю.

– Смотри и слушай, – прошептала она мне на ухо.

Я как завороженный прильнул к узкой щели.

Леон выглядел измученным, но в то же время сосредоточенным и собранным. Видимо, его били, я видел кровоподтеки и ссадины на руках и ногах эльфа. Тип в темном плаще встал рядом с прикованным эльфом и, развернув длинный свиток, начал зачитывать обвинение. А в том, что моего товарища обвиняют в чем-то серьезном, сомнений у меня уже не оставалось. Я внимательно прислушался.

Хотя лучше бы мне этого не слышать. Леона обвиняли в нарушении вековых запретов, наложенных еще эльфами – основателями города. И виной этому был я. Та злополучная свистулька, что лежала сейчас в моем кармане, была сделана из ветви священного дерева, и за эту сломанную ветвь Леону грозило наказание.

Это странное собрание трудно было назвать гуманным судом: тип в плаще только обвинял и не давал возможности оправдаться. Будь у меня возможность, я бы объяснил ему, что паренек не виноват, что он только хотел сделать мне приятное. Да и вообще, похоже, никто уже давно не рассказывал эльфам про важность этого священного дерева. Я отлично помнил, что и Эллина, и ее брат неоднократно жаловались на то, что молодежь совсем не знает своей истории.

– Как отсюда выйти? Я должен им сказать…

– Нет, тебе нельзя туда, это их дело, – перебила меня девушка и опять нахмурилась.

Я задумался: с одной стороны, мне не терпелось вмешаться в суд над невиновным эльфом, а в том, что я вижу именно суд, я уже не сомневался. С другой стороны, я мог только испортить все своим вмешательством. Как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. В конце концов, эльфы действительно способны сами разобраться в своих делах.

Я вновь прильнул к щели.

– Лионель, сын элла Талиароса, за нарушение Закона приговаривается к изгнанию без права возвращения. Все мужчины из рода Талиароса также приговариваются к изгнанию, с правом возвращения через четыре века. Все женщины рода, не пожелавшие последовать за мужчинами, обязаны в течение года найти себе новых мужей либо покинуть город без права возвращения. Все имущество рода переходит в управление Совета старейшин…

За один маленький проступок наказывали не только мальчишку, но и всю его родню! Это сколько ж людей, то есть эльфов должны уйти из города? А сам Леон? Его изгнали навсегда! Какая-то чушь! Полнейший беспредел. Мне нужно немедленно выйти к ним! Должны же они послушать великого и могучего Странника? Даже если это будет мне стоить очень дорого! Уж лучше я покину этот город вместе с Леоном, чем стану терпеть такое и молчать.

Моя похитительница опять склонилась надо мной:

– Видишь, я говорила тебе. Они опасны. Их закон жесток, и они не знают жалости. Пойдем со мной, я выведу тебя из города.

– Ну уж нет, я прямо сейчас пойду туда…

– Нет! – вскрикнула она, но тут же снова перешла на шепот: – Пойдешь против их закона – они убьют тебя.

– Ты не понимаешь, я не простой человек, я для них…

– Странник, – перебила она. – Никто не выше их закона. Эльфы не люди и в сострадании видят не силу, а слабость. Послушай, ты только хуже сделаешь. Я за тобой восемь дней наблюдаю, они тебя слушать не станут. Соврут, обманут, но по-твоему не будет.

– Восемь дней? – удивленно переспросил я.

– Смотрела, как ты живешь. Ты слеп. За твоей спиной они говорят о тебе, и ты не слышишь.

– Но он мой друг! – возразил я.

– Эльф? – Лицо ее скривилось, словно она съела что-то горькое. Судя по всему, эльфов она ненавидела.

Отвлекшись на мою похитительницу, я чуть не пропустил происходящее снаружи. Услышав шум, я вновь прильнул к щели.

Тип в плаще перечислял имена тех, кому предстояло отправиться в изгнание, но, услышав одно из них, Лионель вдруг вздрогнул и вскинул голову.