Бедная женщина, она поняла смертельную опасность. Каким бы мрачным ни было ее существование, смерть ей казалась более мрачной... Ей было только 32 года.

Вскоре вода доходила ей до колен. Она звала, она кричала. Она подняла камень, что накануне не могла сдвинуть с места и била камнем в дверь. Ее услыхали, несмотря на пушечную пальбу, которая продолжала грохотать. Тюремщик пришел и отпер дверь.

– Чего вы хотите?
– спросил он.

– Я хочу выйти! Я хочу выйти!
– кричала бедная женщина.
– Разве не видите, что еще до утра камера наполнится водой? Поместите меня, куда хотите, но, именем неба, позвольте мне выйти.

– Отсюда выходят только по приказу, написанному рукой императрицы, - ответил надзиратель.

Она хотела броситься вон. Надзиратель втолкнул ее назад с такой силой, что она полетела в эту ледяную воду. Встала и, держась за стену, пошла к тому месту карцера, где пол был повыше. Надзиратель запер дверь.

Вода поднималась, все больше ее забрасывали волны, брошенные рекой на стены. Узница на себе испытывала ее подъем, вечером вода доходила до пояса.

Слышали ее полные ужаса крики, а потом, в тоне молитвы, итальянское:

– Dio! Dio! Dio!.. – Боже! Боже! Боже!..

Ее крики, делаясь все более душераздирающими, ее стенания, в которых все сильнее звучала мольба, продолжались остаток дня и почти всю ночь. Эти плачи, идущие из воды, были невыносимы. Наконец, около четырех часов утра они угасли. Вода целиком заполнила подвальный этаж равелина св. Андрея.

Когда наводнение прекратилось, когда вода спала, проникли в карцер княжны и обнаружили ее тело. Мертвая, она не нуждалась больше в приказах императрицы, чтобы выйти оттуда. Вырыли яму на земляном валу и ночью закопали княжну. Сегодня еще показывают - взглядом, пальцем, жестом - холмик без креста, без камня, без таблички, на который присаживаются гарнизонные солдаты, чтобы побеседовать или сыграть в карты. Это единственный монумент, поставленный дочери Елизаветы, это единственная память, которая сохраняется о ней.

Такова вторая легенда крепости. Я мог бы рассказать десяток таких же.

Может быть, они неверны, может быть, созданы воображением, порождены террором против народа. Разве Бастилия не была населена привидениями, что исчезли, когда дневной свет пробился в их темницы? Но он еще не проник в узилища Петропавловской крепости. Рассказывают об узниках, заточенных в камеры яйцеобразной формы, называемые les sacs - мешками, где не удается ни сидеть, ни стоять; где одна нога подгибается, где постоянное перемещение центра тяжести приводит к вывиху суставов. Рассказывают об одном заключенном, поясной цепью по голому телу прикованному так, что сидит верхом на балке и в десяти футах под собой видит бесконечное течение невской воды. Все это неправда, хвала небу! И мне говорили, что император Александр II с грустью сожалел об этих слухах, которые, даже не вникая в них глубоко, при его правлении можно считать ложью. Но, если бы мне выпала честь приблизиться к нему, и если бы он мне на них посетовал, то я сказал бы ему:

«Sire, есть очень просто способ прекратить всевозможные темные слухи. Такому суверену, как вы, который велел помиловать всех людей, осужденных во время предыдущих правлений и который за три года царствования не осудил никого, такому суверену нечего таить ни от народа, ни от истории. Следовательно, в первую годовщину пребывания на троне я открыл бы все казематы, все каменные мешки крепости и позволил бы народу их осмотреть; затем я призвал бы туда пионеров [добровольцев], и они принародно их засыпали бы; за ними - каменщиков, которые у всех на глазах заложили бы двери. И сказал бы:

– Дети, в прежние правления знать и крестьяне были рабами. И мои предшественники нуждались в тюремных камерах. В мое царствование знать и крестьяне - все свободны. И я в темницах не нуждаюсь.

Тогда, sire, людьми обуяла бы даже не громогласная радость, грянули бы раскаты народного восторга и, поднявшись на брегах Невы, он раскатился бы на все четыре стороны света».

Примечание:

Чарторыжские или Чарторыйские, Чарторыские – польские магнаты, княжеский род, по происхождению связанный с литовским великокняжеским родом Гедиминовичей; Адам Чарторыжский (1770 – 1861) заботился о сохранности в собственности обширных родовых поместий, после разделов Речи Посполитой, служил у Александра I, во время польского восстания 1830 – 1831 годов выдвигался главой повстанческого правительства, позже его особняк в Париже – «Отель Ламбер» стал центром польской консервативно-монархической эмиграции, ставящей целью восстановить независимость Польши через военно-дипломатическое давление на Россию.

III

Возвращаемся к истории; к несчастью, то, что сейчас вам расскажем, уже не легенда.

Знаете ли вы, что возвещала пушка, сопровождающая грохотом гулы Невы в ее смертоносном движении вспять? Она возвещала рождение du czarevitch - царевича Александра. Его царствование было воплощением кротости и благодушия, царствованием того самого великодушного победителя, который заступился за Париж перед союзными суверенами, желавшими с ним расправиться так же, как Сципион с Карфагеном. Но, как по Библии, семь тучных коров шли впереди семи тощих коров, то есть изобилие – впереди голода, так и это царствование философии и мягкосердечности подготовило господство притеснений и жестокости. Не спешите с выводами, однако, что, видя государя втиснутым между Титом и Марком Аврелием, я окажусь несправедлив к несгибаемому поборнику справедливости, который недавно умер и который в 12 лет записал следующее суждение об Иване Грозном, одном из самых интересных и с наиболее черной душой тиранов, какие когда-либо появлялись на земле.

«Царь Иван Васильевич был суровым и вспыльчивым, почему его и назвали Грозным. Вместе с тем, он был справедливым, мужественным, щедрым на вознаграждения и, главное, способствовал счастью и развитию своей страны.

17 марта 1808 года Николай».

Нет, император Николай - крупная историческая личность. В нем было много от античного Юпитера; он знал, что его насупленная бровь заставляет трепетать 60-миллионное население. Зная это, он слишком часто хмурил брови, вот и все. Но сейчас мы займемся не им, а его братом Александром.