– Сегодня ночью меня пытались ограбить, – выдавил я.

– Вот видите! Эликсир вам просто необходим! Так что, если вы мне немного поможете, то, с сегодняшнего дня, забудете обо всех ворах.

Испуг перед зондированием моментально куда-то отступил.

– Так вы прямо сегодня приготовите эликсир?

– Конечно. Это в науке все требует времени. Природа же гениальна, а потому проста. Разве требуются вашему организму часы, дни и недели для того, чтобы, увидев что-то вкусное, почувствовать голод и желание это вкусное съесть? Нет, все происходит мгновенно. А между тем, в вашем организме творятся сложнейшие процессы, в которых задействованы и «соки», и стихии, и физика, и психика.

Говоря все это, Гольданцев извлекал из нижнего отдела шкафа простыни, салфетки, упаковку ваты, марлю и одноразовые шприцы.

Надо отдать ему должное – и простыни, и салфетки выглядели чистыми и даже были тщательно проглажены, но шприцы меня снова смутили.

– Вы разве будете мне что-то колоть?

– Нет, нет! Это я использую, как контейнеры. Удобно. Процесс уже хорошо отработан, составляющих нужно совсем чуть-чуть… Не волнуйтесь, уколю всего один раз, чтобы взять кровь. Видите, иглы даже не достаю… Ну, все, – заключил он, закончив приготовления, и снова взялся за резиновый шланг. – Давайте поскорее закончим с самым противным и забудем о нем.

Господи! До чего же ужасно все это оказалось! Только с пятой или шестой попытки металлический наконечник проскользнул в мою глотку и стал противно двигаться внутрь, с каждым вздохом проникая все глубже. А до этого я, крайне несолидно, отбивался, рычал, давился рвотными судорогами и всерьез подозревал Гольданцева в попытке меня удушить. Наконец, ему это надоело.

– Дышите ровно, через нос! – рявкнул он.

И, не дав мне опомниться от очередного спазма, залепил увесистую затрещину.

– Ведете себя, как баба!

Удивительное дело! После этого я заглотил зонд относительно легко и всю процедуру отсидел тихо, ощущая, почему-то, легкий холодок, когда вытягиваемая желчь потянулась по шлангу в шприц.

– Ну вот и молодец, – похвалил меня Гольданцев, осторожно извлекая осклизлый зонд. – Все. Больше ничего ужасного не будет, только кровь из пальца возьму.

После зондирования прокол пальца показался почти приятным. А забор слюны при помощи тонкой стеклянной трубочки с резиновой грушей на конце, даже навеял некоторую сонливость.

Я с удовольствием погрузился в блаженное безразличие и, наблюдая за действиями Гольданцева, желал, чтобы он провозился с эликсиром подольше – уж очень не хотелось вставать, двигаться и о чем-то говорить.

Минут двадцать мое желание успешно исполнялось.

Гольданцев ловко и привычно что-то смешивал, размешивал, подставлял под допотопный вентилятор то одну колбу, то другую, подсыпал из спичечного коробка темную просеянную землю и, при этом, не обращал на меня никакого внимания. Потом он размазал неприятную на вид, бурую кашицу по плоской стеклянной чашке и удалился на кухню. Там что-то пару раз грохнуло, потом раздался треск, какой бывает, когда заводят детскую игрушку, и хлопнул холодильник. Через минуту Гольданцев вернулся с пакетом кефира и запечатанной пачкой печенья. Сказал: «Поешьте» и сунул кефир с печеньем мне в руки. Сам же переставил сковороду с яичницей на пол, подтащил табурет поближе к столу и уселся на него с выжидательным видом.

– Процесс запущен. Немного подождем и все, – сообщил он.

Я вяло распечатал печенье. Есть хотелось ужасно, но сонливость, сковавшая тело, да ещё и пристальный взгляд Гольданцева, заставляли медлить.

– А вы не любопытны, – заметил он. – Ни разу не спросили, что и для чего я делаю, и, что из этого получится.

– Разве это было необходимо? – спросил я, надкусывая печенье.

Гольданцев засмеялся.

– Нет, конечно же, но как-то это… неестественно.

Я пожал плечами.

– Что получится, я и так знаю. А из чего и каким способом, знать не хочу.

– Странно. – Гольданцев поскреб в затылке. – Знаете, у меня такое ощущение, что вы боитесь об этом узнать.

Я поперхнулся и поднял на него мутный сонный взор.

– С чего бы это?

– Да так… Вы ведь, простите великодушно, немного… трус.

Вот это было, как обухом по голове. Ничего себе заявленьице! Меня много кем обзывали, но, чтобы трусом…

Я сердито отставил кефир и положил недоеденное печенье.

– Да не обижайтесь вы! – хлопнул меня по колену Гольданцев. – Я, конечно, сказал обидную вещь, но, поверьте, без желания обидеть. Просто не мог и вообразить, что человек без веской причины, станет отказываться от тайны, равной по масштабу египетским пирамидам, а, может, и того больше! Это ненормально! Это против человеческой природы! Все эти дни я размышлял, и вот – сделал вывод.

– Хорош вывод, – надулся я. – Пользуетесь моим зависимым положением и попросту оскорбляете. А вот я сейчас возьму, плюну на все и уйду!