Шрифт:
Иван вышел прямо в Пидрижжя [22] — следующее за Кашовкой село вниз по течению реки Стоход — и, увидев бурный поток кристально чистой воды, не смог устоять перед искушением: снял надоевшую ватную одежду и бросился головою вниз с обрывистого левого берега.
Когда он, наконец, вынырнул, прямо над ним нависала человеческая глыба весом в полтора центнера, запахнутая в обычный штатский костюм. Поверх левого рукава пиджака красовалась жёлто-голубая повязка, на синие глаза, исполненные удивления и тревоги, с круглой головы постоянно спадала явно не по размеру фуражка офицера РККА, в которой на месте красной звезды красовался сплетенный из проволоки тризуб.
22
Пидрижжя (дословно — Подрожье, но на многих старых картах почему-то Подрыже) — деревня в одном сельсовете с Кашовкой, в войну Голобского, сейчас Ковельского района Волынской области Украины.
— Какие люди!
Присмотревшись, капитан узнал своего дальнего родственника и однофамильца.
— Это ты, Олекса?
— Я, Иван, я… Вылазь! Как вода?
— Хороша! Отвернись, мне одеться надо.
— Что я писюна твоего не бачив? У меня такой самый. Хиба — трохи больший!
— Ладно, смотри, если это доставляет тебе удовольствие… Только скажи честно: зачем ты вырядился, неначе пивень? [23]
— А… Служу в полиции. Помогаю немецкой власти впроваживать новый порядок.
23
Пивень — петух (укр.).
— Ещё Ковель не пал, а уже новый порядок?..
— Потом объясню. Пошли!
— Куда?
— В мой кабинет. Там и побалакаем!
Иван шёл рядом с Алексеем по единственной песчаной дороге, ведущей из Пидрижжя в Кашовку, и время от времени раскланивался перед встречными крестьянами, большинство из которых он хорошо знал.
— Всё, пришли, — наконец скомандовал полицай.
— Ты что же, надумал оборудовать кабинет в помещении бывшего сельсовета?
— А где же ещё? Что ты всё спрашиваешь и спрашиваешь? Здесь вопросы буду задавать я!
— Ну так, давай, начинай.
— Откуда идёшь, родич?
— Из Голоб.
— Что там делал?
— А то не знаешь? Я курирую сельское хозяйство Ковельского района. Помогаю поднимать урожайность. А тут немец налетел, по слухам, взял Луцк. Куда мне деваться?
— А штаны такие «модные» где взял? Помню, в былые годы ты щеголял в добротном костюме!
— Война, брат. Лучше выглядеть, как все, чтобы не бросаться в глаза…
— Таким, как я?
— Ага. Кто знает, что у вас на уме!
— Это правда… С нашей властью сотрудничать будешь или нет?
— Поживём — увидим…
— Где остановишься?
— В родительской хате…
— Она совсем покосилась. Может, давай ко мне? Родственники никак!
— Спасибо. Непременно воспользуюсь твоим приглашением. Когда похолодает. А сейчас буду наводить порядок в старом доме.
— Договорились!
— Ты мне вот что, Олекса, скажи… Как так могло случиться? Война только началась, оккупационные войска ещё не вошли в Полесье, а вы уже взяли власть на местах, — задал мучающий его вопрос Ковальчук.
— А то ты не знаешь?
— Нет, конечно.
— Немцы — народ педантичный, предусмотрительный, не то что кацапы. Прежде чем что-то сделать, хорошенько думают. Ещё год назад в Польше были созданы две полицейские школы, где обучались наши с тобой братья-украинцы. Одна — в Перемышле — ковала кадры для работы в Галичине, вторая — в Хелме — для Волыни.
— Кто тебе такое сказал?
— Шеф мой. Свирид Семенюк.
— А не из тех ли он Семенюков, что жили когда-то в Грузятине? [24]
24
Грузятин — деревня в Рожищенском районе Волынской области Украины на границе с Ковельским.
— Нет. Он из соседней — Ровненской области. Но войну встретил в Хелме.
— А фуражку ты где добыл?
— Снял с одного офицера.
— Мёртвого?
— Ну, зачем ты так? Мы отлавливаем по лесам тех краснозадых, кто отбился от своих частей, доставляем их в комендатуру, она здесь рядом — в Сельце, и шеф решает, что с ними делать: то ли пустить в расход, то ли отконвоировать в лагерь военнопленных. Наших, кто по-украински балакает, вообще отпускаем по домам.
— Ясно. В тебе пудов десять веса…
— Обижаешь, девять.
— Росту под два метра. Башка — свыше шестидесятого размера…
— Ну и…
— Где ты Гулливера такого откопал?
— Кого-кого?
— Если его картуз на тебя велик, то какой он… был?
— Ещё на голову выше меня. Ну, может, на полголовы, — полицейский наконец догадался, чего от него добивается Иван.
А Ковальчуку почему-то вдруг вспомнился Загорулько. Неужели это он попал в сети гитлеровских прислужников? Но капитан быстро прогнал все свои сомнения: у его коллег околыш фуражки малинового цвета, а у той, что на Алексее, — ярко-красного.