Быстро побрившись электрической бритвой и одевшись потеплей, он направился к двери. Вдруг предутреннюю тишину дома нарушил крик, исполненный такого ужаса, что детектив замер на месте. Крик шел откуда-то снизу, из той части здания, которая выходила во двор, и издавала его, несомненно, женщина, но кто именно — определить было невозможно. Опомнившись, детектив бросился на крик, перескакивая сразу через несколько ступенек лестницы, промчался через холл и коридор.

Дверь в комнату Марии Решель была открыта, а на пороге на боку, подогнув ноги, лежала Розочка — горничная и официантка. «Наверное, потеряла сознание», — подумал Арт. По коридору к ним уже спешили хозяин пансионата, норвежец, шведы — в пижамах и халатах, перепуганные, еще не совсем проснувшиеся.

— Что случилось? — прерывающимся голосом спросил Боровский.

— Наверное, это кричала она, — ответил Бакс, поднял девушку под мышки и передал ее в руки хозяина, а сам вошел в комнату. В свете начинающегося дня его глазам предстало страшное зрелище. Мария Решель лежала в постели на спине, лицо ее было страшно искривлено, изо рта высовывался посиневший язык, сведенные пальцы рук были стиснуты у ворота смятой рубашки, в немом жесте самозащиты, а на шее [3]

Детектив вздрогнул, горячая волна гнева залила краской его лицо. Петля, задушившая Марию Решель, была сделана из двух ярких шелковых шарфов, тех самых, которые еще вчера красовались на его собственной шее.

Это был вызов, явный и наглый. Вызов, брошенный лично ему, Аристотелю Баксу, независимо от того, считал ли преступник его Артуром Ковальским, научным сотрудником Варшавского университета, или детективом Аристотелем Баксом. Затаившись в ночной темноте, преступник совершил еще одно убийство и одновременнно позволил себе открыто посмеяться над ним, Аристотелем Баксом. Посмеяться нагло и дерзко. Бурная дождливая ночь была беспросветной, черной. А «черный конь» убивал свои жертвы по ночам.

Вслед за Баксом в комнату вошли и остальные. Долгое время никто не произнес ни слова, царила тяжкая, давящая тишина. Арт окинул взглядом присутствующих. Ингмар Свенсон стоял бледный и растерянный, ведь как бы то ни было и Рожновскую, и вот теперь Марию Решель задушили его шарфами. Его брат, не сводя глаз с лица мертвой женщины, прислонился спиной к стене. Мог ли он подумать, когда дарил шарфы брату, что они будут использованы для такой цели? Хозяин пансионата, сразу осунувшийся, съежился, как от удара, и судорожно стискивал отвороты халата. Видно, несчастья, одно за другим обрушившиеся на дом, доконали его. На застывшем лице норвежца не отражалось ничего, кроме сдержанного удивления. Художник, напротив, совершенно не умел владеть собой и являл воплощение ужаса — открытым ртом он, как рыба, вытащенная из воды, хватал воздух, отвисшая нижняя челюсть ходила ходуном. На лице журналиста нельзя было прочесть никаких чувств — совершенное самообладание!

Боровский первым пришел в себя.

— Прошу ничего не трогать! Сейчас я вызову милицию.

Они вышли из комнаты один за другим. В коридоре сидела на стуле бледная заплаканная горничная, вокруг нее столпились все женщины: Божена, жена художника и госпожа Свенсон, которая, наклонившись над Розочкой, вытирала ей лицо мокрым полотенцем.

Все собрались в холле, туда же пришел и Боровский.

— Я позвонил в милицию, они сейчас приедут. Что за несчастье — схватился он за голову. Не в силах стоять на ногах, он опустился на стул.

Приехавшая опергруппа состояла из четырех человек: поручик Вятер, некто в штатском — наверное прокурор, милицейский сержант и фотограф. Пока Боровский вел их по коридору в комнату убитой, Бакс успел шепнуть поручику:

— Делом занимайтесь сами. Меня тут нет.

Приехала машина «скорой помощи», врач с санитаром занялись осмотром погибшей. Врач констатировал смерть от удушения. Сержант с фотографом снимали отпечатки пальцев, щелкала фотокамера. Прокурор вернулся в холл, за ним следовал поручик.

— Ну что ж, пан Боровский, — сказал прокурор (как видно, он знал хозяина пансионата). — Опять у вас неприятности. Приготовьте книгу прописки «Альбатроса» и документы погибшей. Все ли жильцы пансионата присутствуют здесь?

— Да.

— Придется нам их допросить.

— У нас в восемь завтрак.

— Так давайте сразу после завтрака. Кто первым обнаружил пани Решель?

— Розочка, панна Роза, горничная, она своим криком всех нас разбудила… Открыв дверь, она увидела… и потеряла сознание.

— А кто первым вошел в комнату?

— Вот он, — Боровский указал на Бакса.

Прокурор окинул оценивающим взглядом высокую фигуру Бакса. В его глазах отразилось недоумение, он даже хотел что-то сказать, но раздумал, отвернулся и направился в кабинет хозяина «Альбатроса». За ним поспешили Боровский и офицер милиции.

Завтрак прошел в молчании, большинство вообще не могло есть. После завтрака Бакс встал и отошел к окну. Тут же рядом с ним оказался журналист.

— Они что, не знают, кто вы? — спросил он, имея в виду прокурора и милиционеров.