Шрифт:
Митинг в галерее только что начался.
Народу собралось не меньше трех тысяч, но тишина стояла такая, что слышно было чириканье воробьев на крыше. В углу на помосте разместился районный комитет «профессионального союза служащих, мастеровых и рабочих Правобережных железных дорог» — в полном составе. Конторщик Викторович тихим, но звучным и взволнованным голосом читал требования, обращенные к министерству путей сообщения.
«Мы требуем немедленной выплаты задержанного за четыре месяца содержания. Мы требуем увеличения хлебного пайка. Мы требуем соблюдения восьми- и шестичасового рабочего дня. Мы требуем признания и утверждения нашего профессионального союза…»
Когда он окончил, долго не смолкал гром аплодисментов, перекатываясь из угла в угол.
— Голосовать! — неслись возгласы со всех сторон, и руки уже нетерпеливо потянулись вверх.
Председатель районного комитета, машинист Страновский, вышел вперед.
— Сейчас мы проголосуем! — объявил он. — Но я должен сперва дать слово представителю главного комитета нашего союза.
Взрыв аплодисментов встретил небольшого человечка в форме движенца. Вот это здорово — союз, значит, не зря существует: прислал на забастовку своего представителя! Аплодисменты гремели дружные, ободряющие.
Представитель дорожного комитета не рассчитывал на такую встречу и несколько растерялся. Он снял очки и протер их носовым платочком. Потом подергал небольшую свою бородку.
— Граждане железнодорожники! — начал он. — Я, собственно говоря, командирован главным комитетом не к вам, а в Одессу! — Легкий ропот разочарования пробежал по рядам. — Но забастовка захватила меня как раз на вашей станции, и я пришел сюда к вам. Я не буду произносить здесь речи. Если разрешите, я зачитаю вам резолюцию, которую только вчера одобрил главный дорожный комитет.
Шумное движение и радостные возгласы снова приободрили его. Главный дорожный комитет, центральное руководство профессионального движения, значит, идет вместе с рабочей массой! Три тысячи человек подались вперед.
Представитель развернул большой лист бумаги и прочитал:
«Учитывая фактическое положение вещей и признавая, что стачка, как метод борьбы, грозит в нынешнее время разрушительными последствиями для профессионального строительства, объявить всем членам союза о безусловной недопустимости стачки…»
Он снова сложил свою бумагу, так как он уже кончил.
Но в галерее продолжала стоять абсолютная, напряженная тишина. Три тысячи человек затаили дыханье. Что? Главный дорожный комитет не только не поддерживал стачку, а — запрещал ее?… Не двигаясь, собравшиеся бросали недоуменные взгляды на своих соседей. Что ж это такое?… Было так тихо, что далекие, посторонние звуки оттуда, извне, из-за забора, с путей, свободно долетали сюда, в галерею, сквозь раскрытые широкие окна на крыше. Неожиданные, странные здесь звуки. Хрипло мычали коровы, дрожащими голосами мекали овцы, хрюкали и визжали свиньи. Как будто бы деревня начиналась тут же рядом, за стеной мастерских, словно с далеких полей хлеборобы пригнали сюда свои стада, и вот сейчас широко раскроются двери, и толпы крестьян войдут, заполнят второй и третий свободные пролеты… Это на волочисской линии стояли маршруты со скотом для Германии. Паровозы только что бросили их, водоносы и пастухи разбежались кто куда. Забастовка.
Тогда из президиума вдруг выскочил юркий и растрепанный человечек. Черные усики он одергивал вниз. Это был конторщик Головатько — «куренной» атаман и председатель «просвиты».
— Я уполномочен заявить, — затарахтел он, — от имени «куреня» и «просвиты», что для щирых украинцев самостийная украинская государственность превыше всего и потому, — того-этого, железнодорожники целиком и полностью разделяют позицию головного комитета, панове-добродийство!
Председатель собрания машинист Страновский стоял рядом, опустив голову на грудь и высоко подняв плечи; руки он упер в бока, и его длинная борода развевалась на ветру. Вдруг он выпрямился.
— За наши требования?!
Тысячи рук, как одна, вскинулись кверху.
— За предложение главного комитета?
Гомон и шелест прокатился из края в край — каждый поворачивался и глядел вокруг. Всплеснул смех. Ни одной поднятой руки!
— А где ж этот ваш «курень»? — насмешливо и звонко крикнул кто-то издалека.
— Они не бросили работы, того-этого, и не могли прийти! — заверещал Головатько, все одергивая свои усы.
— Позор! — завопил зал. — Долой штрейкбрехеров!
Стах заложил четыре пальца в рот и засвистел, как в степи.
Но Страновский снова поднял руку.
Пускай же представитель так и передаст своему комитету. А теперь, товарищи, разрешите наш районный комитет профессионального союза объявить стачечным комитетом!
— Ура! — закричал от дверей Золотарь, и крик его сразу же подхватили десятки и сотни голосов.
Солнце уже склонилось к западу, а митинг все не кончался. Стачечный комитет докладывал о формах проведения забастовки и роли каждого участка. Стачечный комитет предупреждал о возможных провокационных выпадах. Пожарники, электрики, служащие продуктовых лавок и медицинский персонал должны явиться на свои места — они примут участие в забастовке, работая. Пикеты забастовщиков должны посменно дежурить и в мастерских, и в депо, и на материальном складе. На всех участках постоянно будут находиться функционеры комитета, чтоб давать разъяснения рабочим.