Он накинул на плечи свитку и без шапки прыгнул через перелаз. До перелеска был добрый километр и по открытому выгону.

— Бегите же скорей к мельнице!

Полы свитки развевались за ним, как крылья испуганной птицы. С соседнего двора тоже выскочил какой-то дядько и метнулся вслед за Потапчуком. Еще через мгновение по выгону к леску уже бежало человек пять. Мужики и парни предпочитали не попадать немцам и карателям на глаза. Соседская дивчина что-то кричала вдогонку беглецам высоким истерическим голоском. Испуганная клуша отчаянно кудахтала посреди улицы. Зилов и Катря выбежали за ворота, чтобы поспеть к прудам.

Но они опоздали. Из-за дубняка, с горы, по дороге к селу двигалось пятнадцать или двадцать верховых. Они рысью спускались прямо сюда, на Слободу. Старуха Потапчук стояла посреди двора с кувшином молока в левой руке, а правой, прижатой к груди, клала частые-частые крестики.

— Слава Йсу, слава Йсу, слава Йсу… — неустанно шевелились ее старческие уста — с перепугу она спутала молитву.

— Не успеете! — зашипел Гараська на Катрю и Зилова. — Перехватят… бегите лучше к школе… под стреху лезьте… на чердак ход есть…

Зилов и Катря стремглав кинулись через улицу, пока пространство перед школой еще не просматривалось с горы. К счастью, это составляло всего шагов сто. Они с разгону перескочили через низкую каменную ограду и ударились о стену. Стена с этой стороны подымалась глухая, без окон и дверей, вход был только с другой стороны, со двора. Обежать большой дом не осталось времени. Зилов прислонился спиной к стене и подставил Катре ладони лодочкой, как это делают, подсаживая маленьких всадников на коня.

— Скорей на плечи, уцепитесь за перекладину, вон щель на чердак, может, пролезем. Скорее!..

— А вы?

— Да ну же!

Катря вскочила на плечи, руки как раз достали до перекладины, она подтянулась, но гимнаст она была неважный, и сразу же обвисла и неловко заскребла носками по стене. Но Зилов подпрыгнул и так толкнул ее снизу, что она подлетела и уткнулась головой прямо в солому. Зато теперь было куда упереться коленками. И Зилов уже сидел рядом с ней — он подпрыгнул с земли еще раз, как на трапецию, и ему достаточно было ухватиться кончиками пальцев за перекладину. Сквозь щель под стрехой они еле-еле протиснулись на чердак. В ту же секунду лошади промчались там, где они только что стояли.

— Как видите, — иронически прошептал Зилов, — и футбол с атлетикой могут быть иной раз полезны!.. — Только полчаса назад они наскакивали друг на друга, споря на эту тему. Катря осуждала и отрицала всякий спорт, в особенности футбол, считая это занятием для кретинов и бездельников. Старый футболист и чуть ли не с пеленок спортсмен Зилов готов был возненавидеть Катрю за такие взгляды. Именно на этом он и сорвал себе голос в их споре.

Катря ничего не ответила. Она не могла перевести дыхание, да и сильно болела нога там, куда Зилов заехал кулаками, а потереть больное место было как-то неудобно. В пыли и паутине чердака невозможно было ничего разглядеть, и сразу же набился полный рот глины и каких-то перьев. Катря подползла к краю и начала раздвигать солому, чтобы сделать дырку. Горизонт отсюда открывался широкий — на три стороны.

Пять верховых гнали через выгон к перелеску. Но беглецов уже не было видно — они успели скрыться в лесу. Остальные всадники остановились и слушали, что им говорит командир. Это были «свои», гайдамаки, с длинными свисающими с запястья нагайками. Старшина кончил, и они повернули назад, в Слободу. Проехав мимо школы по улице, они обогнули угол, и вдруг копыта застучали совсем близко по ту сторону дома. Перекрикивались голоса, слышалась брань и команда.

— Сюда… они въехали в школьный двор, — прошептала Катря. — Надо бежать. Это за нами…

— Поздно, — буркнул Зилов. — Если и выберемся, то через улицу нам уже не проскочить… Может быть, можно зарыться в солому?… — Он пополз на животе через чердак на другую сторону, ту, которая выходила во двор. Его притягивала щель в кровле и лезвие солнечного луча, пробивавшегося сквозь нее. Катря испуганно что-то ему шептала, но он остановился только тогда, когда щель оказалась прямо перед его глазами.

Зилов и Катря ошиблись. Непосредственно им пока ничто не угрожало. Верховые заехали во двор совсем не потому, что заметили беглецов. Просто школьный двор был больше других, и они решили здесь расположиться. Казаки соскакивали на землю, сразу же расседлывали, спутывали лошадей и пускали их пастись. Посреди двора, спиной к школе, стоял, уже успевший сойти с коня, старшина. Это был стройный хорунжий в элегантной форме, лаковых сапогах, с нагайкой из свиной кожи в руке. К воротам в эту минуту подкатил парный фаэтон с кучером австрийцем на козлах. Фаэтон остановился, казаки вытянулись смирно, и из коляски легко спрыгнул толстенький, с рыжеватыми бакенами, австрийский офицер. Он небрежно откозырял казакам. За ним вышел из коляски помещик Полубатченко. Через минуту подъехало верхом еще несколько австрийцев, и среди них, на вороном жеребце, с расшитым светло-голубым потником — управитель Петрович. Все двинулись во двор, и стройный хорунжий поспешил им навстречу.

— Репетюк! — прошептала Катря, которая тоже подползла сюда и смотрела в щель рядом с Зиловым.

Действительно, это был Репетюк. Золотое пенсне на широкой тесемке поблескивало на солнце, элегантный френч с золотыми обшлагами плотно облегал торс, на рукаве красовался большой парчовый трезубец, на куцей мазепинке — синяя бляшка с желтым львом, опирающимся передними лапами на скалу. Он отдал честь австрийскому офицеру, щелкнул шпорами и пожал руку Полубатченко. Петровичу он слегка кивнул.