Шрифт:
– Это не просьба, это приказ.
– Да, Повелитель.
– Еще раз…
Эме поняла, смутилась:
– Да, Абдул-Хамид…
– Уже лучше.
По дорожке к кешку спешил Махмуд-бей. Абдул-Хамид вздохнул: дела не позволяли ему отдыхать долго.
– Если хочешь посидеть еще, оставайся. Возьми фрукты, пахлаву, она удается Басаму.
– Нет, благодарю. Если позволите, я вернусь в свою комнату.
– Хорошо, – поднялся со своего дивана султан, – все это принесут в твои покои. Тебе понравилось здесь?
– Да, Повелитель.
Абдул-Хамид нахмурил брови, но Эме глазами показала на стоявшего совсем рядом с беседкой Махмуд-бея, и султан рассмеялся:
– Прощаю.
И снова бунт и заговор
У этого банщика было почти женское имя – Джаухар, значит «драгоценный камень». Поистине драгоценный. Стройное тело без капли ненужного жира, невысокий рост, но главное – упругие ягодицы и ни единого волоска, кроме тех, что на макушке. Гладкая кожа, за которой юноша ухаживал не меньше, чем это делают наложницы султана, – каждый день ему выкатывали только наметившиеся волоски черной пастой, умащивали тело маслами и снадобьями, массировали.
Забота того стоила: не было более желанного любовника в хамаме, чем Джаухар. При желании столь красивый и уступчивый юноша вполне мог попасть в мужской гарем и развлекать более состоятельного хозяина, но он не просто ради заработка подставлял свои ягодицы желающим обойтись без женской ласки. Джаухар и сам любил этим заниматься.
Его напарник Шафик только осуждающе качал головой:
– О Аллах! Ты навлечешь на себя гнев Всевышнего. Он создал мужчин и женщин не зря, стоит ли уподобляться женщине, если ты мужчина?
Ворчал, но помогал, видя, что юноше и впрямь доставляет удовольствие то, чем он занимается.
Джаухар в ответ твердил:
– Это ненадолго, я не смогу всю жизнь заниматься таким делом. Нужно не упустить молодые годы.
– Ты прямо как женщина!
Но в этот день случилось то, чего так боялся Шафик, – в хамам пришел янычар, уже давно желавший Джаухара. Конечно, юноша согласился его обслужить. Он делал это не только ради заработка: янычар был крепок и хорош собой, от такого можно и потерпеть.
– Ай, ты снова не сможешь сидеть несколько дней! Может, лучше откажешься? – урезонивал приятеля Шафик, чувствующий грядущие неприятности, но тот лишь отмахивался:
– Использую побольше масла.
Янычарский ашчи уста (старший повар), которого звали Ибрагимом, отделал бедолагу так, что Джаухар не только сидеть, но и двигаться нормально не смог, почти уполз. Однако остался доволен.
Не успел Шафик (недаром его имя означало «сочувствующий») помочь приятелю привести его зад в порядок, как Ибрагим вернулся.
– Неужели повторит?! – ахнул Шафик.
Оказалось больше – Ибрагим пришел не один и попросту похитил уже не слишком обрадованного Джаухара. Парня увезли куда-то, явно чтобы попользоваться всей большой компанией.
Что мог поделать Шафик? Ничего, оставалось только ждать, когда вернут, если вообще вернут. Хозяин хамама Хасан-ага пока ничего не знал, и Шафик пытался придумать, как бы прикрыть и без того пострадавший зад приятеля. Не удалось: немного погодя в хамам явился еще один любитель джаухаровского зада, тоже янычар, Мурад и потребовал юного банщика к себе.
Пришлось объяснять, что его увез ашчи уста Ибрагим с товарищами. Но оказалось, что и Мурад не один, он тоже привел товарищей, чтобы насладиться приятным юношей. Янычары набросились на несчастного Хасана-агу, требуя выдать им вожделенного Джаухара, тот отнекивался, как мог, предлагал всех банщиков, включая Шафика.
Янычары разозлились:
– Ты еще себя предложи, старый толстяк! Куда Ибрагим увез Джаухара?!
Хасан-ага клялся, что понятия не имеет, и это была правда.
Глядя вслед разгромившим часть бани янычарам, он твердил, что даже если мерзавец Джаухар вернется, то не пустит парня на порог, как и этих любителей чужих задов.
Проклинали Ибрагима и оставшиеся без удовольствия Мурад с товарищами. Мурад грозил лишить Ибрагима того, чем он так гордится, как только обидчик вернется в казарму.
Джаухар в хамам не вернулся, все хорошо в меру, а когда слишком, последствия бывают плачевными…
А между вернувшимися Ибрагимом с его товарищами и обиженным Мурадом с возбужденными из-за кражи всеобщего любимца Джаухара янычарами началась ссора, быстро переросшая в настоящую потасовку. Они были из разных оджаков (полков), а потому потасовка получилась всеобщей. Янычарские офицеры, которым полагалось бы призвать к спокойствию и дисциплине, тоже чувствовали себя обиженными, к тому же все они назначены или выбраны на должности совсем недавно, как и Мехмед, ставший Истанбул агассы вместо Кубата, а потому большим авторитетом пока не пользовались, во всяком случае, сдержать толпу не сумели.