Следовал затем период кратковременного забытья. Усталые члены успокоились, онемели, и в комнате распространилась тишина, прерываемая только удушливым дыханием чахоточной жены. Но вот он опять воспрянул и душой и телом и снова обратился к занятиям прошедшей жизни. На этот раз пробирается он вперед и вперед, через длинный ряд сводчатых комнат и каморок, тесных, узких, мрачных и низких до того, что ему на карачках надобно отыскивать дорогу. Душно, грязно, темно. Куда ни повернет он голову или руку, везде и все заслоняет ему путь. Мириады насекомых жужжат и прыгают в спертом и затхлом пространстве, впиваются в уши и глаза, в рот и ноздри, кусают, жалят, высасывают кровь. Пресмыкающиеся гады копошатся и кишат на потолке и стенах, взбираются на его голову, прыгают и пляшут на его спине. Прочь, прочь, кровопийцы! И вдруг мрачный свод раздвинулся до необъятной широты и высоты, воздух прояснился, насекомые исчезли, гады провалились; но место их заступили фигуры мрачные и страшные, с кровожадными глазами, с распростертыми руками. Все это старые приятели, мошенники и злодеи, сговорившиеся погубить его. Вот они смеются, фыркают, делают гримасы, и вот — прижигают его раскаленными щипцами, скручивают веревкой его шею, тянут, давят, душат, и он вступает с ними в неистовую борьбу за свою жизнь. Наконец, после одного из этих пароксизмов, когда мне стоило неимоверных трудов удерживать его в постели, он впал, по-видимому, в легкий сон. Утомленный продолжительным и беспокойным бодрствованием, я сомкнул глаза на несколько минут; но вдруг сильный толчек в плечо пробудил опять мое усыпленное внимание. Больной встал и без посторонней помощи уселся на своей постели: страшная перемена была на его лице, но сознание, очевидно, воротилось к нему, потому что он узнал меня. Ребенок, бывший до этой поры безмолвным и робким свидетелем неистовых порывов страждущего безумца, быстро вскочил на ноги и с пронзительным криком бросился к своему отцу. Мать поспешно схватила его на руки, опасаясь, чтобы бешеный муж не изуродовал дитя; но, заметив страшную перемену в чертах его лица, она остановилась как вкопанная подле постели. Он судорожно схватился за мое плечо и, ударив себя в грудь, разинул рот, делая, по-видимому, отчаянные усилия для произнесения каких-то слов. Напрасный труд! Он протянул правую руку к плачущему младенцу и еще раз ударил себя в грудь. Мучительное хрипение вырвалось из горла — глаза сверкнули и погасли — глухой стон замер на посинелых устах, и страдалец грянулся навзничь — мертвый!

Нам было бы весьма приятно представить нашим читателям мнение мистера Пикквика насчет истории, рассказанной странствующим актером; но, к несчастью, мы никак не можем этого сделать вследствие одного совершенно непредвиденного обстоятельства.

Уже мистер Пикквик взял стакан и наполнил его портвейном, только что принесенным из буфета; уже он открыл уста для произнесения глубокомысленного замечания — именно так, в путевых записках мистера Снодграса объяснено точнейшим образом, что маститый президент действительно открыл уста, — как вдруг в комнату вошел лакей и доложил:

— Какие-то джентльмены, мистер Пикквик.

Это ничтожное обстоятельство и было причиной того, что свет лишился дополнительных замечаний великого мужа, которым, без сомнения, суждено было объяснить многие загадочные пункты психологии и метафизики. Бросив суровый взгляд на слугу, мистер Пикквик окинул испытующим взором всех присутствующих членов, как будто требуя от них известий относительно новых пришельцев.

— Я знаю, кто это, — сказал мистер Винкель, — ничего! Это мои новые приятели, с которыми я сегодня познакомился по весьма странному стечению обстоятельств. Прекраснейшие люди, офицеры девяносто седьмого полка. Надеюсь, вы их полюбите.

— Мы очень рады их принять, — добавил он, обращаясь к слуге.

Мистер Пикквик успокоился, и физиономия его совершенно прояснилась. Между тем отворилась дверь, и в комнату один за другим вошли три джентльмена.

— Подпоручик Теппльтон, — сказал мистер Винкель, — подпоручик Теппльтон, мистер Пикквик — доктор Пайн, мистер Пикквик, Снодграса вы уже видели, друг мой Топман, доктор Пайн — доктор Слеммер, мистер Пикквик — мистер Топман, доктор Слемм…

Здесь мистер Винкель должен был остановиться, потому что на лицах Топмана и доктора выразилось сильнейшее волнение.

— Я уже встречался с этим джентльменом, — сказал доктор многозначительным тоном.

— Право! — воскликнул мистер Винкель.

— Да, и с этим также, если не ошибаюсь, — продолжал доктор, бросая пытливый взгляд на незнакомца в зеленом фраке.

— Ну, тем лучше, доктор. Я рад.

— Вчера вечером этот джентльмен получил от меня весьма важное приглашение, от которого, однако ж, он счел нужным уклониться.

Сказав это, доктор Слеммер бросил на незнакомца величественный взгляд и шепнул что-то на ухо своему приятелю, подпоручику Теппльтону.

— Неужто! — проговорил тот.

— Уверяю тебя.

— В таком случае скорей к развязке, — сказал с большой важностью владелец походного стула.

— Погоди, Пайн, — перебил подпоручик. — Позвольте спросить вас, сэр, — продолжал он, обращаясь к мистеру Пикквику, начинавшему уже приходить в крайнее расстройство от этих таинственных и неучтивых переговоров, — позвольте спросить, к вашему ли обществу принадлежит этот джентльмен в зеленом фраке?

— Нет, сэр, — отвечал мистер Пикквик. — Он наш гость.

— Он член вашего клуба, если не ошибаюсь? — продолжал подпоручик вопросительным тоном.

— Совсем нет.

— И он не носит форменного фрака с вашими пуговицами?

— Нет, сэр, никогда! — отвечал озадаченный мистер Пикквик.

Подпоручик Теппльтон повернулся к доктору Слеммеру и с сомнением пожал плечами. Маленький доктор бесновался и бросал вокруг себя яростные взгляды, мистер Пайн злобно смотрел на лучезарную физиономию бессознательного Пикквика.

— Сэр, — сказал доктор, вдруг повернувшись к мистеру Топману, при чем этот джентльмен привстал и вздрогнул, как будто кольнули его булавкой в ногу, — сэр, вы были вчера вечером на балу?

Мистер Топман слабым и нерешительным голосом пролепетал утвердительный ответ.

— И этот джентльмен был вашим товарищем, — продолжал доктор, указывая на неподвижного незнакомца.

— Точно так, — проговорил мистер Топман.

— В таком случае, сэр, — сказал доктор, обращаясь к незнакомцу, — еще раз спрашиваю вас в присутствии всех этих господ: угодно ли вам дать мне свой адрес, или я должен здесь же немедленно наказать вас как презренного труса? Выбирайте одно из двух.

— Остановитесь, сэр, — воскликнул мистер Пикквик тоном сильнейшего негодования, — ваше поведение требует немедленного объяснения, или я заставлю вас иметь дело с собою. Топман, объяснись!