Мистер Снодграс и мистер Винкель изъявили еще раз свое совершеннейшее согласие на глубокомысленное замечание президента.

Через несколько минут трое путешественников были уже подле деревенского трактира «Кожаной бутылки» и расспрашивали о своем друге.

— Томми, ведите джентльменов в общую залу, — сказала трактирщица.

Коренастый малый, двадцати лет с небольшим, отворил дверь в конце коридора и ввел путешественников в длинную низенькую комнату, меблированную по всем сторонам кожаными стульями с высокими спинками и украшенную по стенам разнообразной коллекцией портретов и фигур самого фантастического свойства. На верхнем конце этой залы находился стол, на столе — белая скатерть деревенского изделия, на белой скатерти — жареная курица, ветчина, бутылка мадеры, две бутылки шотландского пива, и прочая, и прочая. За столом сидел не кто другой, как сам мистер Топман, удивительно мало похожий на человека, проникнутого ненавистью к благам земной жизни.

При входе друзей мистер Топман положил на стол ножик и вилку и с печальным видом вышел к ним навстречу.

— Я вовсе не рассчитывал на удовольствие встретить вас в здешней глуши, — сказал мистер Топман, пожимая руку президента, — это очень любезно с вашей стороны.

— А! — воскликнул мистер Пикквик, усаживаясь за стол и отирая крупные капли пота со своего чела. — Доканчивай свой обед и выходи со мной гулять: нам нужно поговорить наедине.

Мистер Топман, беспрекословно послушный повелениям президента, принялся с замечательной быстротой уничтожать одно за другим скромные блюда деревенского обеда. Мистер Пикквик между тем прохлаждал себя обильными возлияниями пива и мадеры. Лишь только обед приведен был к вожделенному концу, президент и член Пикквикского клуба отправились гулять, оставив своих друзей в зале «Кожаной бутылки».

Минут тридцать ходили они за оградой деревенской церкви, и, судя по жестам президента, можно было догадаться, что мистер Пикквик опровергал с особенной живостью возражения и доказательства своего упрямого противника. Мы не станем повторять подробностей этой вдохновенной беседы, неизобразимой, конечно, ни пером, ни языком. Утомился ли мистер Топман продолжительной ходьбой после сытного обеда, или он почувствовал решительную неспособность противиться красноречивым доказательствам великого мужа, дело остается под сомнением; только он уступил, наконец, во всем и признал над собою совершенную победу.

— Так и быть, — сказал он, — где бы ни пришлось провести мне остаток своих печальных дней, это, конечно, все равно. Вы непременно хотите пользоваться скромным обществом несчастного друга — пусть: я согласен разделять труды и опасности ваших предприятий.

Мистер Пикквик улыбнулся, пожал протянутую руку, и оба пошли назад к своим друзьям.

В эту самую минуту благодетельный случай помог мистеру Пикквику сделать то бессмертное открытие, которое доставило громкую известность его клубу и распространило его антикварскую славу по всей вселенной. Они уже миновали ворота «Кожаной бутылки» и углубились гораздо далее в деревню, прежде чем вспомнили, где стоял деревенский трактир. Обернувшись назад, мистер Пикквик вдруг увидел недалеко от дверей крестьянской хижины небольшой растреснувшийся камень, до половины погребенный в земле. Он остановился.

— Это очень странно, — сказал мистер Пикквик.

— Что такое странно? — с беспокойством спросил мистер Топман, озираясь во все стороны и не останавливаясь ни на каком определенном предмете. — Бог с вами, Пикквик, что такое?

Мистер Пикквик между тем, проникнутый энтузиазмом своего чудного открытия, стоял на коленях перед маленьким камнем и заботливо стирал с него пыль носовым платком.

— Надпись, надпись! — воскликнул мистер Пиккзик.

— Возможно ли? — воскликнул мистер Топман.

— Уж я могу различить, — продолжал мистер Пикквик, вытирая камень и бросая пристальные взгляды через свои очки, — уж я могу различить крест и букву Б, и букву Т. Это очень важно, — сказал он, быстро вскочив на свои ноги. — Надпись отличается всеми признаками старины, и, быть может, она существовала за несколько веков до начала деревни. Надобно воспользоваться этим обстоятельством.

Мистер Пикквик постучался в дверь избы. Явился крестьянин.

— Не знаете ли вы, мой друг, каким образом попал сюда этот камень? — спросил мистер Пикквик благосклонным тоном.

— Нет, сэр, не знаю, — отвечал учтиво спрошенный. — Он, кажись, лежал здесь еще прежде, чем родился мой отец.

Мистер Пикквик бросил на своего товарища торжествующий взгляд.

— Послушайте, любезный, — продолжал мистер Пикквик взволнованным тоном, — ведь этот камень, я полагаю, вам не слишком нужен: не можете ли вы продать его?

— Да кто ж его купит? — спросил простодушный крестьянин.

— Я дам вам десять шиллингов, — сказал мистер Пикквик с лукавым видом, — если вы потрудитесь отрыть его для меня.

Глупый человек вытаращил глаза, взял деньги и отвесил низкий поклон щедрому джентльмену, не думая и не гадая, какую драгоценность уступал он за ничтожную сумму ученому свету. Мистер Пикквик собственными руками поднял отрытый камень, очистил с него мох и, воротясь в трактир, положил его на стол.

В несколько минут драгоценный камень был вымыт, вычищен, выхолен, и восторг пикквикистов выразился самыми энергичными знаками, когда общие их усилия увенчались вожделенным успехом. Камень был неровен, растреснулся, и неправильные буквы таращились вкривь и вкось; при всем том, ученые мужи могли ясно разобрать остаток следующей надписи: