— Он говорит правду отец. Это — не лучшие, но все же неплохие воины, они могли убить, но не стали делать этого, причем дважды и по своей воле. Выслушайте их. — девушка, или как назвал ее наш заложник, дева, пользовалась непререкаемым авторитетом. Во всяком случае, живой щит перестал трепыхаться, а оставшиеся в комнате заметно расслабились.

— Отпусти его. — Ира недовольно — сказывалась горячка боя, ослабила хватку и толкнула опричника вперед. Тот сделал шаг и осел, скорчившись на полу. Девушка встала из-за стола, быстро подошла к нему и осторожно помогла подняться. Казалось, боль у страдальца утихла моментально. Ира замерла, приняв опять охотничью стойку. Только тогда я понял, что мы случайно наткнулись на самый заветный объект для вампиров, который сам был более охотником, нежели жертвой.

— Феями рождаются или становятся? — Девушка встряхнула головой, откинув косу на спину. Стоя перед нами, мокрыми, обвешанными оружием и ощетинившихся от схватки она все равно выглядела повелителем. Мы, нацеленные на добычу, слаженная пара, бойцов стали перед ней вдруг чем-то вроде беззубых двоняг.

— Она не фея, ты же сам видишь… Ира в непонятном страхе прижалась ко мне, глядя на хозяйку дома уже совсем человеческими глазами. Она… она… маленький вампир выронил пистолет-пулемет, потом девушка преклонила колени.

— А я-то в скудоумии, считал, что сила преклоняется лишь перед силой. Мы по-разному воспринимаем эту жизнь, но, видимо, есть место и время, когда бой ради поиска пищи может быть остановлен. Ты отмечена — не знаю, кем или чем, но ты выше нас. Мы можем войти?

— Входите с миром… — и почему люди не всегда чувствуют ауру ближних? Мне вот было больно смотреть на хозяйку, исходящий от нее поток Чистоты помыслов и устремлений для одурманенного кровью и чужими жизнями подсознания был, словно разрывающий душу крик сожаления обо всем, сделанном когда-либо во вред ближним. Ире, судя по всему, приходилось еще хуже — она не смела подняться на ноги. Я осторожно поднял ее и перенес к столу.

— Когда мы узнали о первой жертве, я тут же решил призвать братьев на помощь — ведь тогда казалось, что ва… ваши вышли на открытую охоту…

— Ага, и собрались вырезать всю деревню, сложить головы сельчан в кучу… Священник, вампиры ТАК не действуют никогда, и на детей тоже не охотятся — За несколько минут я успел привыкнуть к своим новым ощущениям — настолько, что нашел силы возразить хозяину дома. Видимо, замечание пришлось по делу, поскольку человек горестно вздохнул.

— Тогда мы про это не подумали. Но, замыслив защитить ближних наших, попросили опритчину вмешаться.

— И пошла резня по селам! Про это вы знали? Они же не думают разбираться, искать виновных. Зачем им это — толи дело, взять всех подозрительных в одну кучу и расстрелять. Вот это по-нашему, по-опритчински, и то дело — господь там разберется, кого в рай, кого в ад… — Опричники дернулись, но остановились, встретив взгляд девушки во главе стола. Священник же искренне удивился. Видимо, о зачистке в райцентре он еще не слышал. Получалось, что этот человек случайно оказался замешанным в разборки старых врагов, которые сошлись среди лесов-полей, окружавших его приход. Но проверить это не мешало.

— Вы согласитесь поговорить с нами наедине? — Он нисколько не колебался. Встал и направился к выходу. Я потащил Иру прочь из дома. Нас не остановили.

Возле автомобиля моя спутница, наконец, пришла в себя. Она привычно покрутила головой, осматривая местность, потом забралась в кабину. Мы остались снаружи. Священник не торопился начинать разговор, казалось, он думал о чем-то. Наконец, решившись, он прервал молчание.

— Вы же человек? — Я не сразу понял, что он имел в виду.

— Не совсем. Я рекрут, практикант первого года, если это вам что-то говорит. А как это вы догадались?

— Вы лучше вампира приспособились к обстановке, не стали применять оружие против людей, и легко пошли на переговоры с врагами. Значит, вы не впитали наследственную ненависть к опричникам… А может, и сохранили часть вечной души.

— О душе поговорим после — пока наши дела более чем земные и очень грешные. Вы были знакомы с последней жертвой?

— Как и со многими в моем селе… — Священник замялся… Я могу упростить вашу задачу, потому что знаю, кто грех свершил… — Ира выпрыгнул из машины, уставилась на моего собеседника. Тот дрогнувшей рукой провел по бороде и начал свой рассказ.

— У брата моего родного было два сына, которые, словно первые из сынов человеческих, родились совершенно разными. Родители, да и родственники дивились кротости одного и жестокости другого. С годами понятен стал и путь их — как ни старались мы оградить и наставить одного из них, попал он в колонию… А второй поступил в семинарию. И чем больших успехов в служении людям добивался он, тем ниже падал брат его. Последним проступком, погубившим его окончательно, стала продажа души своей главе секты, что в колонии образовалась…