– Ну, как он? Не плакал? – Анечка заглянула в коляску и умильно посмотрела на мирно посапывающего чудо-крохотку.

– Спит как убитый, – успокоил Веня.

– Тьфу на тебя! Сам ты «убитый»! – строго зыркнула на мужа Анечка и, поправляя одеяльце, засюсюкала: – Это потому, что мы сегодня ночью не выспались, а утром хорошо-хорошо покушали. Да, маленький?.. Ладно, поехали потихонечку.

Веня одной рукой толкнул коляску, а другой взялся за маленькую, влажную ладошку жены.

– Как и хотела? На будущую пятницу записалась?

– Ага.

– А чего так долго? Заплатила да ушла. Всех делов-то?

– Ничего и не долго. Я ведь сначала ещё исповедывалась… Слушай, а как тебе отец Михаил? Хороший, правда?

– Поп как поп, – равнодушно пожал плечами Веня.

– Не поп, а батюшка.

– Ну батюшка. Обыкновенный. Как в телевизоре.

– Знаешь, Веник, у него такой очень добрый и вместе с тем неимоверно пронзительный взгляд. Я, когда первый раз в глаза ему посмотрела, мне даже страшновато стало.

– Ты, мать, все-таки определись, какой взгляд: добрый или страшноватый?

– Понимаешь, словно бы он только глянул – и ему уже всё про меня известно. И тогда я поняла, что, если на исповеди хоть на «полстолечка» навру, он сразу догадается.

– А врать вовсе и необязательно. В таких случае можно ведь просто отвечать: «Извините, без комментариев».

– Господи, какой же ты у меня балда! – Анечка легонько шлёпнула супруга по лбу. – Я вообще не понимаю, как можно исполнять музыку, в том числе духовную, и при этом столь цинично относиться к церкви?!

– Аньча, можно верить в Бога или не верить в Бога, но, тем не менее, совершенно определенно в мире существует божественная музыка. Которую я играю. Вот и всё.

Молодая супруга остановилась и посмотрела грозно:

– Так, может, ты и Сашеньку крестить не хочешь?!!

– Хочу-хочу, успокойся, – примирительно приобнял её супруг.

– Вот то-то же! Веньк, а ты, часом, на репетицию не опаздываешь?

– Если честно – горю капитально.

– Ладно, тогда беги уже. Мы и сами доберемся.

– Ну, тогда я того. Полетел, – Веня чмокнул жену в щёчку и изготовился к низкому старту.

– В два часа придет мама, – напомнила Анечка. – Она посидит с Санечкой, а я быстренько съезжу в контору, к своим.

– А это ещё зачем?

– Как это зачем? Сто лет не виделись. И вообще, надо же их пригласить на крестины.

– О, боги! – картинно закатил глаза супруг. – Ну всё! С гонораром за пражское выступление можешь попрощаться!

– Почему?

– Да потому что он весь уйдёт на водку.

– Так уж и весь? – нахмурилась Анечка.

– Конечно. Да на одного только вашего Холина придётся выставлять целое ведро, никак не меньше…

Санкт-Петербург,

31 июля 2009 года,

пятница, 12:15

…Преодолев несколько затяжных старорежимных пролётов, Ольга и Сергеич поднялись на четвертый этаж и остановились перед металлической дверью, обитой деревом.

– Растёт благосостояние российских бухгалтерских работников, – одобрительно крякнул Афанасьев.

– В каком смысле?

– Я Андрюхе сто раз говорил, чтобы поменял своё фанерное дерьмо, которое с одного удара вышибить можно, на нормальную, человеческую дверь. Это в раньшие времена у профессиональных домушников наличествовало уважительное отношение к жилищам ментов. А сейчас столько наркотов и прочей дилетантской нечисти развелось – никакого почтения к красным корочкам.

– А при чем здесь бухгалтерские работники?

– Так у него Лерка главбухом в какой-то солидной конторе трудится. Совместное предприятие, не то с финами, не то со шведами. С наших-то зарплат на такую дверь надо полгода копить.

– А, понятно, – кивнула Прилепина. В голове кольнула мысль о том, что дверь им сейчас вполне может открыть супруга Андрея. И от осознания этого Ольге почему-то заранее сделалось неприятно.

Однако «обошлось»: в ответ на звонок из-за двери вскоре донесся тоненький детский голос:

– Кто там?

– Скажи, пожалуйста, а папа дома?

– Папа дома. А вы кто?

– Мы его коллеги, с работы.

Дверь приоткрылась на цепочку и через образовавшуюся щель всё тот же голосок требовательно заявил:

– Покажите ваши удостоверения.

Ольга и Афанасьев, улыбнувшись, достали удостоверения и в раскрытом виде продемонстрировали их сквозь щелку.

– Хорошо, заходите, – удовлетворившись увиденным, согласился ребенок и впустил-таки незваных гостей.

Ребенок являл собой миловидную кудрявую девчушку лет шести-семи, с огромными глазищами и вздёрнутым веснушчатым носиком. Ничего общего во внешности с отцом с первого взгляда Прилепина не обнаружила, но при этом ревниво подумала, что жена у Андрея, похоже, писаная красавица.