– Но вы же сами в своей статье написали, что предъявленные Панову обвинения ничтожны и практически не имеют под собой никаких оснований. А раз так, дело запросто может рассыпаться в суде.

– Писала, не отрицаю. Но разве отсутствие оснований у нас является серьезным препятствием, когда на кону стоят такие деньги? Да, я давно пишу на криминальную тематику и, в частности, знаю судью Зимина как исключительно порядочного человека. Но отчего-то почти уверена, что ему в конечном итоге не дадут провести этот процесс.

– Каким же образом?

Цыганкова задумалась:

– Ну, к примеру, перенесут слушания в другой регион. Туда, где судьи попонятливей и посговорчивей.

– А разве это технически осуществимо?

– А что, разве у нас не было подобных прецедентов? Вспомните хотя бы дело Кумарина – Барсукова. Там имелся целых ворох претензий, связанных с территориальной подсудностью. Равно как с принятием решения о переводе слушаний в Москву без учета мнения подсудимого. И ничего – перевели, провели, осудили… По мне так, по совокупности его былых деяний, оно, может, и справедливо. Но! Здесь уже просто откровенно по Некрасову! «Цинизм, доходящий до грации»!

– Да, но, насколько я помню, в деле Барсукова перенос слушаний мотивировался безопасностью участников процесса?

– Замечательно! – упорно продолжала гнуть свою линию журналистка. – Значит, схема отлажена и работает. Между прочим, судья Зимин уже получал по почте письма с угрозами в свой адрес.

Мешок уставился на нее удивленно-потрясенно:

– Однако! Маша, а вы откуда знаете про письма?

– Работа у меня такая, – с плохо скрываемой гордостью за профессионализм, заявила та. – Вот только не смотрите на меня такими преданными глазами: я своих источников не сдаю!

– А я и не собирался их у вас приобретать.

– Да ладно, «знаем мы вас, как вы плохо играете», – не поверила Мешку журналистка. – Кстати, Андрей, долг платежом красен: вы выкачали из меня массу информации, поэтому взамен просто обязаны дать мне эксклюзивное интервью. Официальная пресс-служба ГУВД относительно деятельности вашего подразделения хранит полнейшее молчание. Но население должно знать своих героев. А потенциальные свидетели – своих потенциальных защитников.

– А я не могу оплатить свой долг… э-э… к примеру, пирожными?

Цыганкова возмущенно отодвинула тарелку:

– Да-а, не ожидала от вас подобной меркантильности. Не беспокойтесь, я в состоянии сама за себя заплатить.

– Перестаньте, Маша, я просто пошутил, – пошел на попятный Андрей. – Что же касается интервью, здесь надо подумать. – Он достал из бумажника визитку и протянул ее журналистке. – Вот, позвоните мне, скажем, в начале следующей недели.

– Вот это другой разговор! – расцвела Цыганкова, возвращая тарелку в исходное положение. – Я сразу, еще на вахте, поняла, что с вами можно иметь дело. За это обещаю прислать вам на «мыло» ссылки на материалы по Панову. Чтобы вы лишний раз не рылись в Инете.

– Огромное вам спасибо, товарищ Лев Цыганов.

– Огромное вам пожалуйста, товарищ Мешок…

Андрей и Мария продолжали общаться, не обращая внимания на снующих за стеклом прохожих. Многие из которых, проходя мимо, исподлобья, а то и откровенно зло поглядывали на эту парочку, испытывая чувство праведной классовой ненависти к жирующим хозяевам жизни. Ибо заведение сие, как уже говорилось, среди местного населения устойчиво проходило по разряду «буржуйских». Одна из таких вот «люмпенш» – переходящая площадь Ломоносова пожилая женщина, волочившая за собой жалобно поскрипывающую сумку на колесиках, случайно заприметив Андрея, и вовсе замедлила шаг. Подслеповато вглядевшись, она забормотала под нос явно нечто ругательное, после чего, ускорившись, шустро проскочила мимо террасы, свернула на набережную и здесь притормозила. Тяжело дыша, женщина с тележкой выудила из складок юбки простецкий мобильный телефон и принялась торопливо давить на кнопки…

Санкт-Петербург,

6 августа 2009 года,

четверг, 00:15 мск

В накинутом на голое тело роскошном шелковом халате Валерия полулежала на разобранной супружеской постели, облокотившись на подушку, и смотрела телевизор. Крутили какую-то западную мелодраму «за любовь». Наскоро приняв душ, Андрей, запредельно измотанный сегодняшним днем, на который выпало с десяток рабочих встреч, прошел в спальню и молча погасил свет. После чего забрался под одеяло, нашарил рукой пульт и, убрав звук на несколько делений, повернулся на левый бок.

Через пару секунд громкость вернулась к исходному своему состоянию.

«Хрен тебе, Егорка! Собирай бычки!» – досадливо проворчал Андрей и, не поворачиваясь, раздраженно поинтересовался:

– А ничего, что я собираюсь спать?

– А ничего, что я смотрю кино? – прозвучало в ответ.

– Да за ради бога. Но звук-то можно сделать потише?

– Нельзя.

Мешечко обреченно вздохнул и придал голосу просительную интонацию:

– Лер, у меня был очень тяжелый день. А завтра, вернее уже сегодня, будет еще тяжелее.