Шрифт:
– Это агония, – прошептал где-то рядом Вольперт, и тут же раздался взрыв, и я воочию увидел две наших оторванных от своих тел с Сиреной головы, слитые в одном единственном поцелуе, и улетающих в другую, непонятную Вечность…
И еще я это понял, потому что они пролетали через какую-то дверь, над которой висела табличка «Вечность».
– Сан Саныч, это опять вы?! – воскликнул я, увидев вокруг себя сплошную темноту.
– А как вы догадались?! – пробормотал удивленный Сан Саныч.
– А еще есть я, – неожиданно объявился рядом голос Сирены, – я, которая любит тебя и не хочет терять!
– Да, вы, я погляжу, даром время не теряли! – отозвался довольный Сан Саныч, – впрочем, когда мужчина говорит о любви, то думает о сексе, а когда о любви говорит женщина, то она вообще ничего не думает и не соображает!
– Да, что ты знаешь о нас, дурак ты этакий! – обиженно вздохнула Сирена.
– Я ничего не знаю и знать не хочу! – так же обиженно прошептал Сан Саныч.
– Послушайте, – занервничал я, – что вы говорите черт знает что, когда вы находитесь черт знает где?! Неужели вас это не пугает?!
– Да, милый, я сошла с ума, и ты это прекрасно знаешь, а все потому, что мне хочется только тебя одного, – нежно прошептала Сирена и обняла меня в этом мраке, полном страшных тайн, дав мне на минуту почувствовать и свое, и мое собственное тело, про которое я уже давно забыл, но тут же вспомнил и безумно задышал.
– Что это вы там притихли, – забеспокоился Сан Саныч, – можно хоть к вам приблизиться-то? А то скучновато что-то!
– Ай! Пожалуйста, не бейте меня! – тут же закричал Сан Саныч, по-видимому, получив оплеуху от Сирены.
– Ну, почему такое случается именно со мной?! – жалобно всхлипнул Сан Саныч, уже заметно отдаляясь от нас, – все время меня люди бьют и бьют всегда отчаянно по морде!
– Сирена, мне кажется, ты поступила с ним слишком жестоко, – прошептал я.
– Когда я нахожусь в состоянии полового возбуждения, я бываю абсолютно не в себе! – прокричала вдруг Сирена и тут же повалила меня на мягкий проваливающийся пол, быстро срывая с меня зубами одежду, но в этот же миг опять что-то потянуло меня вниз, и я, ухватившись руками за Сирену, устремился вместе с ней навстречу нарастающему свету…
Как будто небо оказалось снизу и, развернув нас, опять возвращало на землю…
И опять мы оказались в какой-то комнате, теперь уже ярко освещенной через окно солнцем, а по углам ее висели запыленные иконы, а перед нами стоял какой-то монах в черной рясе и с длинной, свешивающейся аж до самых ног черной бородой, который нервно перебирал в руках четки.
– Подними штаны, сын мой! – сразу же нахмурился он, глядя на мои приспущенные брюки.
– А ты, ведьма, изыди из кельи! – с гневом прохрипел монах на голую Сирену, но Сирена, тут же смутившись, набросила на себя мой пиджак и прикрыла свой срам, то есть не срам, а свое обнаженное тело.
– Откуда вы, богохульники?! – прищурился на нас с любопытством монах, – али из геенны огненной сюды пожаловали?!
– Нет, мы из клиники профессора Вольперта, – боязливо дергая плечами, ответила Сирена.
– От злых духов, значит, – скорбно покачал головою монах и, быстро перекрестившись, зажег лампадку пред иконой, на которой голый бородатый мужик гонялся за чертями.
Я застегнул брюки и прижал к себе от холода дрожащую Сирену, она опять застучала зубами как в прошлый раз.
– А вы, к каким духам относитесь?! – обернулся к нам монах.
– А это как?! – прошептала Сирена.
– Ну, как говорил отец Диадох, есть тончайшие злые духи, борящиеся с душой, а есть грубейшие, так те только на тело действуют!
– Ну, значит, мы относимся к смешанному типу, – уже заметно повеселела Сирена.
– Ну, тогда мне хана с вами, братцы, – испуганно перекрестился монах, – вы ведь в самой глубинке сердца любите гнездиться, подобно змеюкам поганым! Проползете, просвистите, прошипите по всему маму тельцу, вот страсти тагда греховныя-то и разгорятся во мне аки пламя! И пропаду тада аки нехристь!
– Аки, паче, тожа хотца! – засмеялась Сирена, раскрывая полы пиджака.
– Скверна! – заорал, что есть мочи, монах, – изыди в геенну адскую! – и плюнул в нее, и она неожиданно исчезла, растворилась в воздухе – и все.
– О, Боже! Где она?! – от ужаса я весь обмяк и упал на пол, и начал вертеться волчком. – О, горе мне без любимой, без ее прекрасного тела, без ее доброй нежной души!
– Встань, сын мой, – дотронулся до моего плеча рукой монах, – встань и скажи мне, для чего ты допустил Сатане заложить у сердце твое мыслю солгать Духу Святому?!