– А как звали этого? – я взял в руки одну из колб.

– Ее звали Афигения, – грустно поглядел сначала на колбу, а потом на меня Вольперт, – это была такая красивая, такая обожаемая всеми мужчинами женщина, что она постоянно теряла чувство реальности.

– Да, красота – это страшная сила, – согласился я.

– Она отдавалась всем, кто признавался ей в Любви! – Вольперт прищурился, не сводя с меня своего научного взгляда, – и, кажется, вам она отдалась тоже?!

– Вы изучаете меня как амебу, – подумал я вслух, – а я, между прочим, человек!

– А разве человек чем-то отличается от амебы, – рассеянно поглядел на колбы с мозгами Вольперт, – и те, и другие созданы из одного теста!

– А вы можете ее оживить?!

– Кого?! Афигению?! – профессор повертел указательным пальцем у виска и залился беззвучным смехом, – однако, сколько нужно ума, чтобы не казаться смешным?!

– Я знаю, что это сон, профессор, и еще я знаю, что вы мне снитесь так же, как и я вам, – прошептал я и взял в руки другую колбу, которая на ощупь была удивительно тепла.

– А это Сирена, – улыбнулся Вольперт, – даже очень странно, что вы ее так быстро нашли!

– Когда-то я лежал вместе с ней в гробу, – тихо прошептал я, вытирая рукавом слезы, – и она мне сказала, что вы ее всю закололи аминазином, два года подряд! И что вы все два года использовали ее для удовлетворения своих сексуальных потребностей! Свою пациентку! Наверное, вы всех по-своему используете и по мере возможностей наслаждаетесь своей властью!

– Неправда! – закричал Вольперт. – Клевета!

– Значит, вы следили за нами и подслушивали?! – я сжал пальцы в кулаки.

– Как врач я обязан следить за Вашей болезнью, чтобы вы не зашли слишком далеко!

– Но это же аморально, профессор! – я опять взял в руки колбу с мозгами Сирены.

– Медицина и мораль, коллега, вещи абсолютно несовместимые, – профессор вырвал из моих рук колбу, – наука вообще аморальна в силу своего зверского любопытства! И вообще лечение сродни пытке – одно лечишь, другое калечишь!

– Может, Вы и правы, – грустно прошептал я, – однако верните мне мою Сирену!

– А если я Вас просто выпущу отсюда?! – неожиданно сделал мне предложение Вольперт.

– А зачем?! – удивился я, – мне и здесь совсем неплохо! Самое главное, что я пока еще существую! Дышу и вижу, осязаю!

– А если нет, – усмехнулся Вольперт и быстро подтолкнул меня к двери, и я опять оказался в черной комнате, в которой стоял черный стол с черным гробом и голой Сиреной.

– О, только не это, – прошептал я.

– Посмотрите, как она сладко спит, – прошептал сзади меня профессор, – спит и никого не трогает!

– Так значит, это были не ее мозги, – тихо прошептал я, – и вы мне все врали!

– Чтобы излечить себя – надо уничтожить, – прошептал, ближе склоняясь ко мне Вольперт, – просто уничтожить и все!

– Что уничтожить?!

– Себя уничтожить, – прошептал Вольперт.

– Вы не доктор, вы – сумасшедший, – отшатнулся я, – я давно это чувствовал!

– Нет, он не сумасшедший, – прошептала из гроба Сирена, – просто он очень много знает, а чем больше он знает, тем еще больше глупеет! Ведь знание ума не дает, оно только отнимает его у нас!

– Кстати, пациентам легче ставить диагноз своему врачу, чем врачу ставить диагноз больному или тем более себе, – заметно оживился Вольперт.

– Сирена, встань из гроба, – сказал я, и Сирена встала из гроба и подошла ко мне.

– Наверное, ты думал, что я умерла, да?! – прошептала она и крепко обняла меня.

– Наверное, мы никогда не умрем, – прошептал я, глотая бегущие из глаз слезы.

– Что же ты тогда плачешь? – спросила она – или ты ничего не понимаешь и от этого плачешь?!

– Я не плачу, я просто выделяю излишнюю жидкость, – и поцеловал ее в мягкие податливые губы.

– Хотите, я вас сочетаю раком? – улыбнулся Вольперт, созревшие люди всегда сочетаются раком!

– Вы, как всегда, в своем циничном амплуа, – я еще крепче прижал к себе Сирену и зажмурил от боли глаза.

– А что я такого сказал, – удивился Вольперт, – подумаешь, предложил вам сочетаться браком! Что в этом циничного?!

– Чтобы мы любили друг друга, но уже другим способом, – засмеялась Сирена.