– Представляете, вчера она отказалась от супа, сегодня от репы, – обратилась ко мне на кухне ее мама, – Матильда, если ты не будешь есть как положено, то ты растеряешь всех своих женихов!

Чувствуя себя немного растерявшимся женихом, я покраснел, Матильда тоже, но под столом ее нога упрямо шевелилась возле моей.

– Вы уж не молчите, – обиженно вздохнула ее мама, – а то она совсем разбалуется и ничего есть не будет!

Мы сидели за столом, и перед каждым из нас дымилась тарелка с вареной репой, которую никто не хотел есть.

– Да, Матильда, конечно, ты должна слушаться маму, – сказал я вполне серьезным тоном, хотя внутри весь содрогался от смеха.

– Вот, видишь, Матильда, даже жених твой настаивает! – теперь ее мама с гордостью глядела на меня, отчего, правда, мне было явно не по себе, так как теперь нога Матильды давила на мою изо всех сил, а это мешало мне катать за своей тарелкой хлебные шарики.

– А что это вы делаете?! – неожиданно обратилась ко мне Матильдина мама.

– Ничего, совсем ничего? – смутился я и, быстро набрав в руку горсть хлебных шариков, их проглотил.

– Нет, вы видели что-нибудь подобное?! – заволновалась Матильдина мама, – моя дочь не хочет есть репу!

Теперь нога Матильды проделала легкий пируэт и плавно опустилась между моих ног.

– Потому что я не могу есть эту репу, – созналась Матильда, – неужели все должны есть репу?!

– Репа очень полезна, – сказала Серафима Моисеевна, – она улучшает самочувствие и стул! – и в подтверждение своих слов тут же выловила из кастрюли большую репу и съела ее. Я опять стал катать за тарелкой хлебные шарики и глядеть на Матильду, которая через силу давилась этой репой в то время как ее нога, зажатая моими коленями, находилась теперь у меня в плену.

– А вы любите есть репу?! – обратилась ко мне Серафима Моисеевна.

– Конечно, люблю, – сказал я и тоже стал давиться вареной репой.

– Вот видишь, – рассмеялась Матильдина мама, – он любит есть репу, и хотя бы из уважения ко всем нам ты должна съесть репу!

В эту секунду Матильдина нога неожиданно вырвалась из моих коленок и теперь с ужасной силой давила на мою ногу.

– Как видишь, я ее ем! – со злой усмешкой прошептала Матильда, – а если очень хочешь, я буду есть только одну репу и ничего больше!

– Ну, зачем ты так говоришь, Матильда, – грустно улыбнулась ее мама, – неужели ты думаешь, что я всю жизнь тебя собираюсь кормить одной репой?

Теперь Матильдина нога опять оказалась между моих ног и страстно зашевелилась.

– Эх! – вздохнул я и приложил ладони к лицу.

– Вы нездоровы? – спросила меня Серафима Моисеевна.

– Да, нет, что вы? – я отнял ладони от лица и еще гуще покраснел, заполняя свой рот остатками репы.

Матильда нога перестала шевелиться и все же так отчаянно вздрагивала на моих коленях, что я тоже ежесекундно вздрагивал всем телом, причем вздрагивали мы одновременно.

– Вы не простудились? – не отставала от меня Матильдина мама.

– Да, нет, – через силу улыбнулся я, – просто я, кажется, немного объелся Вашей репой!

Смех Матильды взорвал всю статику нашего помещения, теперь мы от души смеялись, в глубине души радуясь каждый, но не своей глупости, причем смех был такой откровенный и такой язвительный, что всем было как-то неловко и неудобно за себя. Пауза длилась недолго, во всяком случае, Матильда нога спустилась с небес на землю и теперь мирно дремала возле моей.

– А может, нам грибочков поесть, – нарушила молчание Серафима Моисеевна, и этого было вполне достаточно, чтобы все разом взорвались новой порцией безудержно глупого смеха, даже Серафима Моисеевна смеялась громко и безрассудно, будто она уже постигла смысл земного существования и наше го общего несовершенства, а в это время ноги моей драгоценной Матильды обхватили мои и так сильно их сжали, что я почувствовал себя уже ее супругом. Моих родителей мы с Матильдой встречали рано утром в аэропорту.

Почему-то мама привезла с собой горшок с высоким обезьяньим фикусом, как она пояснила, это дерево должно было приносить нам с Матильдой счастье и хранить наш семейный очаг. Правда, отец был не в восторге от фикуса, а Матильде все сразу понравилось: и мои родители, и большой неказистый фикус, который с большими оказиями мама привезла из Израиля. Потом мы познакомили их по приезде с мамой Матильды, которая почему-то усмотрела в этом фикусе скрытую угрозу нашему счастью.

– Между прочим, фикусы, как и плющи, вызывают разводы, – заявила она, – и если вы желаете им счастья, то поскорее выбросьте его куда-нибудь!