– Алехандро! Верни ее! – взмолилась Изола.

В глубине души она знала, что Руслана может не вернуться никогда. Ее глаза могут уже не побелеть, а ногти – не укоротиться. Она может навсегда остаться всего лишь фурией, рыщущей по свету в поисках неотмщенных девочек, забывшей об Изоле и о том, что такое быть братом-принцем.

Но Алехандро, казалось, растерялся. Они вдвоем поспешили обратно к окну и увидели, как Руслана встает в полный рост, не сводя убийственного взгляда с мертвой девочки. Та лишь облизнула испачканные кровью губы и рассмеялась.

– Разве ты не должна мстить за девочек вроде меня, фурия? – насмешливо протянула она. – Где тебя носило, когда я звала на помощь?

Руслана взревела и бросилась вперед, забыв о своем оружии. Она налетела на Флоренс, нацелив на нее длинные острые ногти, с которых капала кровь.

Изола ощутила холод, который словно схватил ее за руку и ласково провел по шее. Отчасти она надеялась, что мертвая девочка убежит или растворится в ночи, но та выдерживала все удары и только приплясывала вокруг Русланы, не прекращая смеяться. Как же им избавиться от этой мертвой ведьминой дочки? Как им уничтожить привидение?

– Руслана!

– РУСЛАНА! – одновременно выкрикнул Алехандро, заглушив тихий зов Изолы, и Изола с фурией замерли – они никогда не слышали, чтобы он повышал голос. – Тебе нельзя бросать Изолу!

Вот и все: перья поникли, крылья вновь превратились в плащ. Руслана моргнула, вновь обретая человеческий облик, и белки ее глаз снова посветлели до лилейной белизны.

Но призрак мертвой девочки исчез.

Лес Вивианы постигала та же судьба, что и сливу в саду Изолы и Сильвию Плат.

Смерть была медленной и мучительной. Ее запах разливался на многие мили по долине, оставляя в небе мольбы о помощи.

Руслана ушла зализывать раны; Алехандро сказал, что фурия ужасно смущена тем, что потеряла самообладание, особенно в присутствии подопечной. Изола же, хоть и слегка испугалась внезапного превращения брата-принца в злобное существо, не могла ни в чем подозревать Руслану – свою воительницу с длинными бледными ногами и скрытым ото всех сострадательным сердцем.

Спустя неделю, после долгих уговоров, Алехандро отвел Изолу в лес. Но они прошли всего несколько шагов – и колючий кустарник встал перед ними сплошной стеной. Алехандро не шевелился, пока Изола водила руками по земле, трогая увядшие цветы и траву – выпавшие от химиотерапии волосы ракового больного. Пожухшие за зиму листья по весне раскрывались не зелеными, а черными. Деревья рождали отравленные фрукты и ягоды, и Изола нашла еще несколько мертвых кроликов с пеной в раскрытых пастях и их детенышей, умерших от голода в холодных норах.

Теперь в лесу больше не пели птицы. Куда ни кинь взор, везде пустые гнезда и гниющие ульи. Мертвый лес.

И все из-за одной мертвой девочки.

Госпожа Ферлонг сидела на своем обычном месте – в горшке с розовым кустом около входной двери. Мама Уайльд так и не пересадила розы в землю – болезнь сразила ее раньше, однако цветы и в плену чувствовали себя неплохо.

– Рада, что вы по-прежнему здесь, – обратилась Изола к паучихе, плюхаясь на ступеньку. – Иначе я бы уже поверила, что выдумала дедушку Ферлонга.

Госпожа Ферлонг, как обычно, ничего не сказала, а только зашевелилась в паутине, выпуская липкую нить.

«Куда он пропал?» – казалось, читала Изола мысли паучихи.

– Не знаю, простите.

Паучиха продолжила плести свою сеть, извиваясь то в одну сторону, то в другую. Через несколько секунд стало видно, что она выткала полумесяц.

– Ах это? – Изола провела рукой по шее и красной метке, которая ничуть не побледнела с тех пор, как Кристобелль впервые на нее указала. – Надеюсь, просто еще одна глупая выходка этой мертвой девочки. Не беспокойтесь обо мне.

Госпожа Ферлонг долго смотрела на нее всеми восемью глазами. А потом выткала последний символ – сердце.

– Спасибо. Я тоже вас люблю.

Изола не спала.

– Не смей шевелиться! – прошипел голос, висящий над ней в темноте, словно шляпка гриба, и Изола вынырнула из дремы.

– Руслана?

Голубые глаза Изолы отразились в лезвии кинжала – широком и внушающем ужас. Жесткие черные волосы фурии щекотали ей лоб. Изола слышала напряженное дыхание – совсем не похоже на Руслану.

Фурия сидела над Изолой на корточках, решительно сжимая в красных ладонях рукоятку кинжала. Она мелко дрожала, не от холода или страха, а от ярости, которая предшествовала превращению. Одна ее рука пыталась опустить кинжал, а другая тянула его вверх, и фурия пыхтела от натуги, сражаясь сама с собой.

– Руслана, – повторила Изола.

– Принцесса, – прошептала фурия, которая теперь дрожала всем телом, и маленькие взрывы сотрясали ее всю, пока чей-то чужой гнев пытался побороть ее верность Изоле.