Первым вошел в контору директор, за ним — по виду уполномоченный из Мордасова, потом парторг Виктор Васильевич и последним — недовольный чем-то и озабоченный Подтелков. Багров тронул дверь управляющего, и та открылась.

— Нараспашку живешь, Степан Иваныч, — заметил, обернувшись.

Взгляд директора угодил на Николая, и он поспешно поздоровался. На голос обернулись, покивали и стали заходить в кабинет.

— А ты говоришь, все у тебя работают, — внятно сделал замечание директор.

— Это Акимов, — отозвался управляющий, — легкую работу просит.

Кто-то хмыкнул на эти слова, и дверь закрылась.

«Попался на глаза», — подумал Николай. Слова, сказанные начальством мимоходом, задели его. «Легкую работу…» Не легкую, а посильную, надо бы сказать. От каждого по способностям… Но разве скажешь. Сели, государственные дела решают…

Дверь кабинета управляющего — не директорская, и вскоре из-за нее стали доноситься легко различимые слова, особенно, когда говорил, словно убеждая кого-то, редко и внушительно, парторг.

— Мы в прошлом году продовольственный фонд урезали, — разобрал Николай, — кто нас теперь поймет правильно?

Ему что-то ответили в два голоса.

— Я понимаю, что общая установка, зарплату как-никак в райкоме получаю…

Голоса перемешались.

«Хлеба нет, а хлеб гребут», — подумал Николай и перестал вслушиваться, его-то занимало другое.

«Ну, не вдарят же», — решил он вдруг. За дверью притихли, он подошел и открыл ее.

— Можно?

Уполномоченный, сидя за столом, слушал телефонную трубку, Багров выжидательно смотрел на него, а Подтелков и парторг безучастно как-то сидели на стульях у стены.

— Можно? — повторил Николай.

Директор медленно повернул голову в его сторону, всмотрелся, словно опознавая.

— Я на работу, — не переступая порога, сказал Николай.

— Когда у тебя наряд, Иваныч? — спросил директор Подтелкова.

— Да я еще вечерние не отменил.

— Так скажи ему, — обронил директор и опять наклонился к уполномоченному.

— Слыхал? — подал голос Подтелков.

— Я на трактор, — пробормотал Николай.

— Все понял, — кивнул управляющий.

Закрыв дверь, Николай перевел дух. Еще ничего не было ясно, но хоть слово сказал. И теперь сам поверил в то, что придумал. Он покосился на дверь бухгалтерии и вышел из конторы. В эту минуту хотелось поговорить с мужиками.

На машинном дворе было безлюдно, только кузнец Забелин, сказавший когда-то Николаю: «Врачи в городе, а в Богдановке — Подтелков», — трудился в своем заведении.

— Все слоняешься? — спросил он появившегося на пороге Николая.

— Да пока в отпуске.

— Это как хошь называй.

Забелин бросил перед дверью сизые кованые штыри, снял рукавицы и протянул Николаю руку. Поздоровались.

— Да вообще-то, конечно, надоело, — сказал Николай.

— Погоди, еще больше надоест.

— Вечером на наряд пойду, буду на колесный трактор проситься.

— Просись, — хмыкнул кузнец. — А по закону, значит, ничего не получается?

— Да какой закон, у меня ж только справка от врачей.

Забелин достал папиросы, закурил.

— А справка что, не законная? — спросил с расстановкой.

— Да чего зря…

— Шелковый, значит, стал? Ну, тогда валяй, только жене скажи, чтоб и меня на поминки позвала.

Николай сдержанно засмеялся.

— Ничего…

Забелин мотнул головой.

— Диву иной раз даешься, до чего люди сами себя уважать перестают. Ты что, до такой степени виноватый?

— Но ведь нет же работы подходящей.

— Тогда прокурору пиши: не трудоустраивают, мол. К депутату обратись, для чего ты за него голосовал? А не найдут работу, пусть платят.

— А есть такой закон?

— Должен быть, — убежденно сказал кузнец. — Ты же не виноват, а закон правого защищает.

— Они тоже не виноваты…

— А вот так не бывает. Могут Клюшкина с водокачки турнуть, пенсия у него побольше иной зарплаты.

— Ну-у, бывший механик, кто его тронет…

— Он весь-то бывший! Почему зимой башня перемерзает? Да потому, что воду не качает. Прийти, кнопку нажать ему холодно, буран! А нам всем — не буран!

Николай не знал, что на это сказать. Пройдясь по кузнице, он взялся было за молот, хотел поднять и бросил. Улыбнулся Забелину.