Когда мы пили чай, он внимательно посмотрел на меня и неожиданно предложил:

– А может, съездить в деревню?

– Когда? – испугалась мама. – Да и зачем?

– Таня давно не была у деда с бабкой. И они хотят ее увидеть, – ответил он.

«А ведь деда Митя – японец, – почему-то подумала я. – Интересно было бы с ним поговорить».

Раньше, когда я приезжала к ним на летние каникулы, меня особо не интересовало, японец он или русский. Он, правда, рассказывал мне сказки со странными сложными именами и не вполне понятными образами. Особенно часто про солнечную богиню Аматэрасу. В детстве я не могла запомнить такое сложное имя и сократила его на свой лад. И частенько перед сном просила деда рассказать мне про «Масу». Я вспомнила его лицо с такими же большими и темно-карими, как у меня, глазами и решила, что должна непременно съездить.

– А что? Отличная идея, – радостно сказала я. – Я действительно давно их не видела. К тому же в деревне легче переносить жару.

Мы выехали вечером на стареньком «Москвиче», который безотказно служил отцу около пятнадцати лет, и уже через полчаса были в деревне. По московским меркам, это было очень близко, и я про себя удивилась, какой дальней мне казалась эта деревня в детстве. Нас уже ждали на завалинке возле дома. Я заметила, что и соседи напротив тоже сидят на скамье возле ворот со скучающим видом. Но как только машина подъехала, они дружно повернули головы в нашу сторону.

Бабушка с дедушкой сразу встали. У меня сжалось сердце, когда я увидела, насколько бабушка постарела. Ее сильно загорелое лицо напоминало сморщенное печеное яблоко, на котором ярко выделялись голубые глаза. Зато дед совершенно не изменился. Его короткие седые волосы по-прежнему были густыми, фигура сухощавой и подтянутой, спина прямой. На узком, как у меня, лице блестели живые карие глаза.

«Наверное, по сей день занимается йогой», – подумала я, наблюдая за его упругой походкой.

Дед пошел открывать ворота, а бабушка вытянула шею и внимательно вглядывалась в окна машины.

– Баба Шура! – закричала я, помахав рукой из открытого окна, когда мы остановились.

Она сощурилась, закрывая глаза крупной ладонью от закатного, но все равно яркого солнца, и шустро ринулась ко мне. Выбравшись из машины, я тут же попала в ее объятия.

– Внученька! – быстро заговорила она. – Ну, наконец-то ты нас порадовала!

Она оторвалась от меня и оглядела с ног до головы откровенно восхищенным взглядом. Потом сложила короткие полные руки на животе и довольно сказала:

– И какая же ты стала красавица!

Мы зашли в ворота вслед за заехавшим «Москвичом». Я увидела, что отец достает из багажника сумки, а дед спешит ко мне.

– Ты только посмотри, Митя, – радостно заговорила бабушка, – Таня просто красавица! Ее и не узнать!

– Что ты, Шура! – улыбнулся дед. – Она всегда у нас такой была! Ты просто забыла!

Он подошел ко мне и осторожно поцеловал в щеку, едва коснувшись губами.

– Комбанва, – неожиданно для себя поздоровалась я по-японски.

Это означало «добрый вечер».

– Добрый, добрый, – машинально сказал дед и вдруг замер, глядя на меня широко открытыми глазами.

– Таня! – не менее его изумилась бабушка. – Ах да, мама говорила, что ты жила в Токио.

– Ты мне все подробно расскажешь, – улыбнулся дед.

И я заметила, что его желтоватые щеки покраснели.

«Интересно, а как на самом деле его зовут? – отчего-то подумала я. – Может, Митихиро?»

Так звали одного моего японского друга, с которым я познакомилась в Токио.

– Ну, вы так и будете во дворе стоять? – спросил отец.

Он закрыл гараж и шел к нам.

– Ох, чего это я! – тут же захлопотала бабушка. – Милости просим!

В доме ничего не изменилось. Из маленькой веранды, густо оплетенной плющом, заставленной внутри какими-то сундуками, корзинами, мешками, я вошла в довольно большую комнату, которую бабушка использовала как столовую, когда собиралось много гостей. Слева от входа была дверь в гостиную, а из нее можно было попасть в маленькую спальню. Справа в углу столовой находилась большая русская печь, и за ней располагалась кухня. По другую сторону в закутке возле печи всегда стоял топчан, и я очень любила на нем спать. Это было мое законное место. Я, увидев, что все осталось без изменений, тут же направилась к топчану и поставила свою сумку сбоку в узкое пространство между ним и небольшим книжным шкафом. Маленькое бра с матовым стеклянным плафоном, треснувшим с краю, все так же висело на стене возле шкафа. Я вспомнила, как любила читать по ночам под этим бра, когда все уже давно спали.

– Ага! – рассмеялась бабушка. – Танюшка, как кошка, сразу на свое место. Только оно Тимофеем занято, так что сами договаривайтесь.

Я погладила незнакомого мне, огромного рыжего и невозмутимого кота, важно лежащего на одной из подушечек, заполняющих топчан. Он глянул на меня круглыми зелеными глазами и не шевельнулся. Только кончик пушистого хвоста слегка дрогнул, но Тимофею было, видимо, лень шевелить даже хвостом. Он положил крупную голову на вытянутые лапы и, вздохнув, прикрыл глаза.