Шрифт:
От извозчиков и трамвайных кондукторов по ретивости
не отставали суетливые и хапужистые носильщики. И они не менее властно покрикивали на всех, кто мешал их стремительному шагу:
— Дорогу! Сторонись, деревня!.. А ну с дороги, почтенная публика!..— и старались свалить поклажу к знакомому извозчику — рука руку моет…
Внимание друзей привлек женский крик, испуганный, пронзительный. К Борису стремглав подбежала высокая голенастая девушка. Смуглое лицо ее было в слезах. Схватив Бориса за руку, она заговорила прерывающимся голосом:
— Помогите же мне, помогите! Убежит! — и показала на парня, проталкивающегося через толпу с узлом в руках.
Борис, не раздумывая, бросился вслед за вором.
Парень с узлом забежал за стоявший трамвай, мелькнул перед носом быстро движущегося встречного, и пока Борис пропускал трамвайные вагоны, его и след простыл.
Сконфуженный и растерянный, Борис пошел назад. Он ожидал увидеть грустную, заплаканную девушку, а встретил разгневанного Пашку.
— Дубина стоеросовая! Поверил слезам… Тебя разыграли, понимаешь или нет? Только ты припустился вскачь, как другой шкет — хвать за чемодан и давай ходу. Спасибо хоть соседи помогли, а то бы мог проститься с ним в два счета.
Борис некоторое время не мог понять, что же тут произошло.
— А где девушка? — спросил он, озираясь.
— Он еще спрашивает! — вышел из себя Павел.— Так и будет тебя ждать. Тебя обманули, пойми ты, простофиля! Сыграли на твоем губошлепстве. Тут шайка работает. Целая шайка.
Пашка затравленно озирался, будто вот-вот на них нападут сзади.
— Чего стоишь? Бери чемодан — и ходу отсюда!
— Ладно ты, чего кричишь. Я же не враг себе и не нарочно. Сам видел, как плакала..,
— «Плакала»! — передразнил Бориса Пашка.— Что б ты делал без чемодана?
Пашку трясло от злости, и не будь в его руках котомки, он, пожалуй, дал бы Борису хорошего тумака.
— Ну, ну, успокойся. Не такая уж большая потеря — чемодан. На две копейки добра!
— Господи, вот уж связался с дурнем! — Пашка в отчаянии шваркнул котомку на мостовую.— Тебя же обчистят в два счета!
— Меня, а не тебя. Чего волнуешься? Говорю, две копейки цена чемодану-то.
Пашка только плюнул с досады и, подхватив котомку, помчался вперед. Борис шел следом и вспоминал происшедшее.
«Неужто и в самом деле она охотилась за чемоданом? Врет, поди, Пашка?..» — и вдруг поймал себя на мысли, что ему и в самом деле не жаль чемодана, а вот голенастую ту девчонку он повидал бы еще разок. Красивая, совсем молоденькая — и вдруг воровка! Что же привело ее к этому? Ведь такую девушку всюду возьмут на работу, она же честно может зарабатывать деньги.
«Вот устроюсь — и разыщу ее»,— неожиданно для себя решил Борис.
А Пашка тоже хорош! Из-за какого-то паршивого чемодана готов лопнуть от злости. Попадись ему эта девчонка, он бы ей влепил, ни с чем бы не посчитался. Весь в папашу. Собственники, черт бы их побрал!
Мысли его опять и опять возвращались к происшедшему. Ведь у девчонки были слезы на глазах. Неужто можно заставить себя плакать? Он бы не сумел. Только от злости или обиды плакал Борис, да и то редко. А тут слезы градом — и такая боль в глазах! Четко представилось ее лицо. Глаза черные, блестящие, пронзительные. Ресницы густые, изогнутые. И взгляд, взывающий о помощи. Нет, такой взгляд бывает только у человека, с которым случилась большая беда. Он голову мог бы отдать на отсечение, что у девчонки несчастье, и немалое…
Борис тащился вслед за Пашкой, поглощенный мыслями о незнакомой девушке, о ее незадавшейся судьбе. И вдруг вспомнил о своей Лене. Хорош удалец-молодец! За какую-то минуту все забыл. А сколько вечеров коротал с ней!
Хотя, ведь это и ее вина, даже проводить его не пришла. Он глаз не отрывал от пристани, все высматривал ее белую пушистую шапочку. Нет! Не пришла и вести о себе не подала. Может, родители не пустили? Но как нм стало известно о его отъезде? Да и вообще, вряд ли они знали, с кем встречалась их дочь, иначе давно бы закрыли Ленку на три замка.
Мать Лены была набожной. С ее легкой руки и отца Бориса, Андрея Степановича Дроздова, бывшего гвардейца из экспедиционного корпуса, воевавшего во Франции,
стали именовать антихристом и супостатом. И даже мать Бориса, ласковая, добрая и души не чаявшая в своем муже, в горячую минуту звала его супостатом.
Отец же беззлобно посмеивался над ее богобоязненностью, часто тянулся обнять ее, но не тут-то было: отцовская рука нередко отлетала в сторону.