малороссийское лето!”

Это те самые места, где провела первые двенадцать лет своей жизни Мария Башкирцева, не могли все эти картины навсегда не запечатлеться в ее сердце. Почти три года она жила в

отцовском имении, в восьми верстах от Диканьки, остальное время в имении деда по

материнской линии, Черняковке, как пишется в изданиях дневника, но, скорее всего в

Черняховке, после того, как родители разъехались.

Отец Марии Башкирцевой, Константин Башкирцев, был сыном Павла Григорьевича

Башкирцева, столбового дворянина, генерала Крымской войны, человека, как пишет сама

Мария Башкирцева “храброго, сурового, жесткого и даже жестокого”. Всего детей у него

было пятеро, один сын и четверо сестер, теток Марии. С некоторыми из них, например, княгиней Эристовой, мы еще встретимся.

Мать ее, Мария Степановна, урожденная Бабанина, вышла замуж двадцати одного года по

любви, отвергнув несколько выгодных партий. Впрочем, и Константин Башкирцев был

хорошей партией.

Дед Башкирцевой со стороны матери похвалялся, что их род происходит от татар времен

еще первого нашествия. Мария Башкирцева по недостатку образования иронизи-рует над

этим, а напрасно, фамилия ее предков со стороны матери действительно татарского

происхождения, происходит от тюркского слова baba “отец, дед” - уважительное

обращение к почтенному человеку, к старику, встречающееся во многих тюркских языках.

Он был современником Пушкина и Лермонтова, воевал на Кавказе, был поклонником

Байрона, сам писал стихи. “Еще очень молодым, - пишет Башкирцева в предисловии, - он

женился на m-lle Жюли Корнелиус, кроткой и хорошенькой девушке, пятнадцати лет. У

них было девять человек детей”. Так что Мария Башкирцева была на четверть

француженкой и большую часть жизни провела, как можно сказать, на исторической

родине.

Такое количество близких кровных родственников создаст клубок сложных, порой

трагических взаимоотношений, которые никакого отражения в препарированном издании

“Дневника” не найдут.

Братья госпожи Башкирцевой, матери Марии или Муси, как ее звали в детстве, сильно

начудили в своей жизни. Например, Георгий Бабанин, дядя Жорж, в двадцать лет женился

на тридцатишестилетней вдове Доминике, уже имевшей дочь, а десять лет спустя она же

стала, вопреки русским законам, женой другого брата, Этьена (Степана - авт.). Этьен

затеял процесс и добился аннулирования брака Георгия, хотя его брак был заключен

значительно позже, в результате сын дяди Жоржа (мы не знаем его имени), остро

переживая, что он стал внебрачным ребенком, покончил собой. Неудивительно, что эту

семью всю жизнь сопровождали слухи и постоянные судебные разбирательства, остракизм

со стороны света (в Ницце Башкирцевых не принимала даже родная сестра ее отца,

госпожа Тютчева), что доставило много неприятных минут и самой Марии Башкирцевой.

Жорж Бабанин, любимец деда, был самой трагикомической фигурой в этом ан-самбле.

Постоянно попадающий в разнообразные скандалы, герой светской и скандальной

хроники, интересовавшийся только женщинами, вином и картами, преследовавший семью

и за границей, вечно клянчивший, а то и просто воровавший у родственников деньги, в

конце жизни опустившийся почти до состояния клошара, он доводил их до кошмаров.

Немудрено, что его похождения и вообще сведения о нем вычеркнуты из “Дневника”. В

наиболее полном, дореволюционном русском издании “Дневника” имя дяди Жоржа упо-

минается только один раз в предисловии, в связи с его дочерью Диной, кузиной Муси, которой посвящены многие страницы. Кстати, поначалу так и остается непонятным, была

ли дочь дяди Жоржа, Дина, его дочерью или дочерью Доминики от предыдущего ее брака.

Вообще, мы слишком мало знаем об этой семье, чтобы делать какие-либо однозначные

выводы. Лишь скрупулезный анализ текста дневника дает нам право говорить о некоторых

вещах с определенностью. Например, впоследствии, в Италии, в записях Башкирцевой

упоминается Доминика, а поскольку в других случаях два раза говорится о матери Дины, становится ясно, что Доминика и мать Дины одно и то же лицо. Кроме того ясно, что Дина