– Вы много читаете?

– Чересчур много – ответила она. – Это моя страсть. Только не романы, а биографии.

– Что ж, тогда я спокоен. Вы не только не бросите этот магазин, но будете чувствовать себя в нем все лучше и лучше. Впрочем, ваша тетушка и не доверила бы его вам, если бы не догадывалась о ваших способностях.

– Тетушка – еще и лучшая моя подруга. К тому же она доводится крестной матерью моему сыну.

– У вас есть сын? Он, должно быть, еще очень молод, – сказал Пьер.

Мадам Редан подняла глаза к потолку.

– Ему двадцать пять лет. Он агроном, зачем-то уехал в Чили, женился на местной девушке, очень милой. С прошлого года я уже бабушка, а внучку свою знаю лишь по фотографиям.

Пьер прикинул, что мадам Редан должно быть никак не меньше сорока пяти, а на вид он бы дал ей не больше тридцати пяти. Пепельные светлые волосы, живой блеск в голубых глазах…

– Чем занимается ваш муж? – поинтересовался он.

– Я разведена, очень давно.

Не допустил ли он какой-нибудь оплошности, спросил он у себя самого. Но мадам Редан продолжала непринужденно улыбаться, поправляя книги на полках.

– А у вас, наверное, дочь? – спросила она.

– Да. К счастью. Живем мы вместе. Она помогает мне переносить мою утрату. Но иногда не понимает меня. Ей все время хочется, чтобы я встряхнулся и снова полез наверх…

Мадам Редан ушла обслуживать нового клиента. Получилось у нее это довольно споро. Вернувшись, она одарила Пьера взглядом, полным лучезарной радости. Она должна быть веселым и жизнерадостным человеком, подумалось ему. Он посчитал неприличным уйти, ничего у нее не купив. После минутного раздумья он остановился на занятной рукописной вещице под названием «Сборник обычаев Иль-де-Франс», вышедшей из-под пера некоего г-на Шара, судейского секретаря из Версаля. Всего за пятьдесят семь франков. Почти даром. Мадам Редан обернула ему книгу в голубую бумагу. Он заметил, что у нее тонкие пальцы и ухоженные ногти. Сославшись на обеденный перерыв, она сказала, что должна закрыть магазин. Пьер вышел вместе с ней, подождал, пока она опускала жалюзи и запирала их на ключ. На ней был коричневый непромокаемый плащ на меху.

– В котором часу вы откроете? – полюбопытствовал он.

– В три.

– В таком случае, у вас должно быть время, чтобы пропустить по стаканчику?

Мадам Редан посмотрела на него с удивлением, улыбнулась и тихо сказала:

– Охотно.

Пьер удивился той легкости, с которой она приняла его предложение, и сразу же упрекнул себя за то, что пригласил ее. В кафе ему вовсе стало неловко. Ему казалось, что он отдувается за чужое решение. Она заказала анисовый ликер, который, как он считал, никак не соответствует женщинам утонченного и изысканного типа. Себе он попросил белое вино и тут же подумал о дочери. Что если бы Анн увидела, как он сидит рядом с этой незнакомкой в бистро и с подчеркнутой любезностью беседует с ней? Что за черт толкнул его? Как теперь ему выбраться из этой западни? Пока они с мадам Редан находились в магазинчике, все было нормально, но теперь, без книг вокруг, он не знал, о чем с ней говорить. И он затосковал, вдруг почувствовав себя виноватым.

– Вы отсюда далеко живете? – спросил он.

– Авеню де ля Мотт-Пике. Прямая ветка метро до «Одеона». А вы?

– Совсем рядом, рю де ля Сен.

– Лучшего адреса для человека, влюбленного в Старый Париж так, как вы, трудно и представить. Ваше увлечение не мешает вам замечать происходящее вокруг в нашем повседневном мире?

– Да нет же, все не так. Минувшее только в моих грезах, а живу я, как и все мои сограждане, с открытыми глазами…

– А чем вы еще увлекаетесь, помимо чтения?

Он поколебался и ответил:

– Я еще люблю музыку, пешие прогулки, люблю музеи… бридж…

– Я тоже пробовала играть в бридж с друзьями. Но у меня не получается.

– Ну и я не из мастеров.

Минуты истекали, и Пьер с нарастающим беспокойством думал об Анн. Она, конечно, уже вернулась с работы и ожидает его к обеду. Недоумевает, что же могло с ним приключиться. Чем объяснить ей свое опоздание? Он готов был пожаловаться мадам Редан на свое душевное смятение, не дававшее ему покоя. Он уже не находил ее ни остроумной, ни привлекательной. Она продолжала пить маленькими глотками свой пастис, а Пьер не смел прервать беседу, не видя с ее стороны ни малейшего намека на то, что пора уходить. Может, ее не отягощают никакие жизненные обязательства? В котором же часу она обедает? Не думает ли она, что он собрался пригласить ее в ресторан? Впрочем, он выразился вполне определенно: «Не желаете ли пропустить по стаканчику?» Пьер совсем потерял голов у, ладони его вспотели, а мадам Редан продолжала рассказывать о лекции на свежем воздухе в Фонтенбло, где ей довелось побывать прошлым воскресеньем.

– Все было неплохо, но лектор словно рассказывал вызубренный урок. Я тут же сравнила его холодную речь с тем, как живо и красочно рассказывали о старых домах нашего квартала вы!

Он испытал неподдельное удовольствие, но вместе с тем испугался возможной колкости и внутренне весь сжался.

– Я уверена, что вам не раз приходилось бродить с дочерью по старым улочкам Парижа, рассказывая ей о минувших столетиях, о людях и каменных стенах, которыми и за которыми вершилась история, – продолжила мадам Редан.

– Верно, случалось и такое, – буркнул Пьер.

– Мне бы тоже хотелось… – вздохнула мадам Редан.

– Если пожелаете, я как-нибудь составлю вам компанию, с удовольствием… – начал было он.

Его ответ был обычным проявлением вежливости. На меньшее – после того, как она сама напросилась на прогулку, – он был не способен. Но согласись она, он бы ужасно огорчился.

– Вы так добры, – сказала она. – Однако я не хотела бы этим злоупотреблять. Если только вас не посетит подобная идея, скажем, в воскресенье или в понедельник… Да, в понедельник магазин закрыт.