Шрифт:
Архаровцы вышли, но сразу по заданиям не разбежались - обер-полицмейстер слышал, как они галдят в коридоре, перемывая косточки Устину.
Он вышел и разогнал всех, последним же заметил Макарку и уставился на него, глазам своим не веря - на поясе у парнишки в веревочной петле болталась шпага без ножен.
– А ну, поди сюда. Это ты где взял?
– Здесь же, ваша милость… всем же велели быть при оружии… - с тихой гордостью отвечал Макарка. Он был в той команде архаровцев, что взяла матерого зверя - бывшего матроса, ставшего Каиновым подручным, по кличке Камчатка. Отбивался он бешено, на помощь ему поспешил, не разобравшись, сосед, а Макарка, размахивая шпагой, удержал от лишней суеты соседову жену.
Решив, что оружие - из Шварцева чулана, Архаров велел именно туда его сдать, сопроводив распоряжение подзатыльником. И вернулся в кабинет, где опять занялся с Абросимовым и Тимофеем неотложными делами. Вдруг вспомнив, распорядился, чтобы Марфу с ее девчонкой сопроводили к Дуньке - та уж не откажет своей былой покровительнице в пристанище.
Подумав о Дуньке, обер-полицмейстер несколько отвлекся от дел. Все-таки эта лихая девка ему нравилась, и хотя деловитая покорность Настасьи казалась ему для постельных дел наилучшей, иногда требовалась, очевидно, непредсказуемость Дунькиных проказ и даже то, что понять ход ее мыслей порой было вовсе невозможно. Правда, не в меру осторожный и подозрительный Архаров чувствовал в Дунькиных дурачествах некоторую для себя опасность - как ежели бы гость, которого положено принимать в гостиной, диванной или кабинете, вдруг без спросу полез в гардеробную хозяина, туда, где за ширмами стоит стул с дыркой…
Потом явился Сергей Ушаков, доложил - Каин, прогулявшись, засел в Зарядье и, сдается, пьет. Инвалида Тетеркина дважды гонял за водкой. Это Архарова обрадовало - стало быть, гонор у злодея был напускной, а вот страх на него теперь напал настоящий.
– Дружков своих оплакивает, - заметил он.
– Спустись вниз, Ушаков, скажи Шварцу - пусть их пока не трогает. Два-три дня подержим - авось на Каина от водки просветление найдет. А не найдет - тогда начнем дознаваться.
На следующий день, сведя воедино все, что наговорили и Степану, и Захару, и Клашке, Архаров понял: его бывший писарь спасается в Сретенском монастыре, что от Лубянки - в пяти минутах ходьбы.
Обер-полицмейстер присвистнул - под боком, можно сказать, целую злодейскую типографию развели!
А вот теперь следовало действовать весьма осторожно.
Архаров вызвал Демку Костемарова, Яшку-Скеса, Харитошку-Ямана - все трое были ростом невысоки, худы, жилисты, не писаные красавцы, и виду самого неприметного.
Они выстроились в ряд. Обер-полицмейстер внимательно их оглядел. Демка был в мундире, Яшка с Харитошкой - в обычных кафтанах, в том самом виде, в каком могли без помех замешаться в любую толпу, дже самую простонародную. Яшка-Скес, разбиравшийся с той амурной покражей, изобразил из себя при сборе сведений дьячка, и еще не сбрил смешной рыжей бороденки. Харитошка-Яман также был небрит. В иное время ему бы за это досталось, но сейчас Архаров не сказал ни слова.
– Демка, будешь за старшего, - сказал обер-полицмейстер.
– Взять у Шварца три подрясника и прочее. Пусть он из вас сделает богомольцев. Обойти Сретенскую обитель со всех сторон, выяснить все ходы-выходы. Внутрь пока не соваться. Пошли вон.
Когда они вышли из кабинета, он задумался. Следовало бы собрать все подметные манифесты, которые десятские понатащили на Лубянку, и усадить старика Дементьева сличать почерка. Тогда, взяв монахов-копиистов с поличным, удалось бы, пожалуй, и доказать, что они не первый день этим промыслом занимаются, и сообразить, когда все началось…
Посреди размышлений раздался стук в дверь. Вошел Шварц, ведя за ухо Макарку. В свободной руке он держал обнаженную шпагу.
– Добродетель должна быть вознаграждаема, - нравоучительно сказал он Архарову, - а вранье караемо. Сей будущий полицейский служитель утверждает, якобы взял в вашем, сударь, кабинете стоявшую в углу за шкафом неведомо чью шпагу. Поскольку сего нонсенса быть не могло, я принес и оную шпагу, дабы вы, сударь, ее при возможности опознали.
– Ты что, Макар, сдурел? Какая это шпага у меня за шкафом?
– спросил сильно удивленный Архаров. До сих пор парнишка в столь нелепом вранье не бывал замешан.
– Ваша милость, когда всем велели быть при оружии, я ее без спросу взял, простите Христа ради!
– воскликнул Макарка.
– А потом, как вы приказать изволили, Карлу Ивановичу вниз понес! А он глянул на нее - и меня тут же за ухо!
– И опять вранье, - возразил немец.
– Я спросил, где ты взял оную шпагу, и ты мне ответил. Тогда я велел тебе дождаться меня и отошел. Ты же не соблаговолил меня дождаться. И лишь сейчас, встретивши нечаянно, я взял тебя за ухо и повел к его милости.
– Не было у меня в кабинете никаких шпаг, окромя моей собственной, - сказал Архаров.
– С чего бы мне оружие за шкафом прятать, а, Макар? Говори прямо - где взял?
– Ваша милость!
– кривясь и едва не шипя от боли, воскликнул парнишка.
– Точно вон там она стояла! А как туда попала - того не знаю! Я и взял!
– Ладно уж. Бог с ним, Карл Иванович, отпусти его, он не врет, - велел немцу озадаченный Архаров.
– Покажи-ка мне, может, вместе догадаемся, что за шпага…
– Сие было бы весьма полезно при поиске злодеев, зимой стрелявших в вас, сударь, - заявил Шварц.
– Ибо, увидев на эфесе ее сей странный знак, я тут же понес шпагу к нашему безъязыкому узнику и показал ему. И он всем видом дал понять, что именно это и имел в виду, рисуя свои каракули.