Шрифт:
– Ты, стало быть, так рассуждал? А князь тебе в ответ?
– Да что в ответ? Он полагает, что ежели на этой девице Пуховой женится, да коли император ее признает, так более уж ничего не надобно!
– Как признает, Михайла Иванович?
– За дочь, Иван Иванович. Черт ли ее разберет, чья она дочь, а князь клянется, что государева… да еще генерал проклятый его с толку сбивает, старый мошенник…
– Ишь ты, ловок! Из-за девицы, стало быть, спор вышел?
– Он ее на Сретенке поселил, она едва меня там не опознала, а девка горячая, даром что с грудной болезнью. Она шум подняла, а князю шум ни к чему, он-то с ней венчаться собрался… мне сюда уезжать пришлось…
Иван Иванович сунул в карман и другой пистолет.
– А коли ты всю княжью дурь видишь, чего же раньше с ним не сцепился? Э?
– спросил он.
– Ты ведь, сударь мой, умен, ты свою пользу понимаешь. Статочно, в этом деле видишь для себя пользу. И вот теперь тебе самое трудное предстоит - решиться. Коли правду мне скажешь - и я, и мои людишки будем с тобой заодно. Ты нынче один остался, я знаю. А со мной - уж куда как не один! Коли говорить не пожелаешь - твоя воля. А коли соврешь… я врунов не люблю и все их враки хорошо помню.
– Тереза, уйди отсюда ненадолго, - приказал Мишель по-французски.
– Я позову тебя. Мне ничего не угрожает, ступай, любовь моя…
И тут Терезе стало по-настоящему страшно. Она не все поняла в беседе, но видела - гость опасен, и он каким-то загадочным образом одолевает Мишеля. Потому и спрятал пистолеты, что осознает свою силу.
– Мишель… - сказала она, - я прошу тебя.
– Выйди ненадолго, любовь моя, - повторил он свое приказание.
Иван Иванович не возражал - похоже, он и сам желал наконец разговора с глазу на глаз. Тереза встала и без единого слова вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.
Первое, что пришло ей на ум, когда она оказалась в кромешном мраке, - бежать! Бежать отсюда, спрятаться где-нибудь, и тем разорвать странную свою связь с Мишелем Ховриным, связь, которую объяснить было невозможно - как если бы в Терезе сосуществовали две души, прошлая и нынешняя, и на всякое появление Мишеля отзывалась ее прошлая душа, пронизанная мажорными музыкальными аккордами, потом же, опомнившись, обретала дар речи душа нынешняя, и если прошлую Тереза могла бы сравнить с птицей, которая вся - в своем хрустальном голоске, то нынешнюю - разве что с кротом, который, лишенный зрения, роет и роет некий узкий ход, роет его и роет, и есть робкая надежда, что он выберется на свет Божий, да только сам этого не уразумеет…
Но бежать ей было некуда - за годы, проведенные в Москве, она не нажила знакомцев и подруг. И вдруг она забыла, сколько шагов до лестницы. Днем она сделала бы эти шаги и сбежала по ступеням, совершенно не глядя под ноги, но сейчас ей мешал двинуться страх. И она невольно слышала голоса в спальне - иные русские слова были невнятны, иных она просто не знала, но поняла главное - они, кажется, смогут договориться.
И от этого страх делался еще сильнее - потому что человек, умеющий вдруг приобрести такую власть над другим человеком, - либо ангел небесный, либо представитель совсем иной силы, и последнее - вернее.
Мишель, выставив Терезу, вздохнул свободнее. Он побаивался ее вмешательства. Да и были вещи, который ей слышать не следовало.
– Ну так что ж, сударь?
– Ты сам сказал, Иван Иванович, что я умен и свою пользу понимаю. Государей менять - это лишь Алехану Орлову с братцами удалось, да и то - покойный государь мало кому своим царствованием угодил, а нынешняя государыня приверженцев множество имеет. И я толковал князю…
– Говори уж, коли начал, Михайла Иваныч, - ободрил непонятный гость.
– Я не поп, епитимьи тебе за крамолу не будет. Я всякое слышал.
– Я ему толковал - довольно того, что этот маркиз Пугачев с нашей помощью в Москву войдет. Пробудет он тут недолго, да за это время мы много чего успеем. А там - мир велик… И не все ли нам будет равно, кто в России на престоле? А он мне опять про Петра Федоровича да про справедливость… что денег в эту затею вложил, что голштинцам переплатил… Да только он в тепле и в роскоши справедливость воцарял, а я-то Бог весть где мотался, людей, что генерал из-под Самары, не то Сызрани, привел для дела готовил, вот - еле жив остался!
– Что ж так-то?
– Привести-то он людей к Москве привел, дрянь людишки, а других-то нет. Он с покойным государем охотиться вместе ездил и знал, где людишек можно спрятать. Сам же я и напросился к ним ездить, думал - мой отряд будет, договорюсь… черта с два!… Потом, когда его опять нелегкая чуть ли не Оренбургу потащила, я тем людям провиант возил, сговаривался… Полицейские драгуны нас оттуда выбили, я из саней выскочить успел, лесом двое суток шел по пояс в снегу, заблудился…
– С Виноградного острова, что ли?
– спросил Иван Иванович.
– Ну, вот все и сошлось. Там, в лесу, стало быть, и сподобился своей лихорадки? Не гляди на меня так, я ж сказывал - многое знаю, а до мелочей еще не добрался. Жаль - людей погубили…