Шрифт:
— Зачем? Нам и здесь хорошо, — Аня вдруг затихает.
— Уж наверное лучше! — кивает Лидия. — Он безумно цеплялся за жизнь!
— Я не понимаю! Я не понимаю! — Аня мотает головой. — Я отказываюсь понимать. Гена, мы ведь можем остаться здесь? Мы же не марионетки какие-нибудь! Мы ищем выход. Мы — Искали выход! Мы расхотели его искать!
— Но мы, Анюша, и не иван-да-марья — здесь подсыхать среди страниц!
— Короче! Ты остаешься здесь, со мной?
— Да, — я пробую улыбнуться. — Ведь в пятой главе ты можешь уйти к нему!
— Между прочим, здесь есть один книговагон, вполне приспособленный для жизни. Там совершенно не дует, часто встречается пиво и…— третий довод Анюша высматривает в моем, наверно, насмешливом взгляде.
— И я смогу там спокойно работать над книгой, которую давно задумал.
— Да! И все материалы у тебя будут под рукой! Ведь мы же вольны. Вольны как никто!
— У-у-у, — гудит Лидия желтым шмелем. — Я начинаю понимать, почему он так часто повторял: «Анна-Филиппика наша! Она — родная!» Ваша решимость остаться здесь — ведь это то же окно! Встать и выйти в окно — только в этом, как вы сейчас справедливо заметили, мы и вольны!
— Остаться здесь — это значит уйти оттуда? — понимает и не понимает Анюша.
— Я снимала войну в Карабахе. И я знаю теперь, почему люди любят войну. Женщины реже, — мужчины значительно чаще. Не за смерть они ее любят, а за жизнь после смерти, просвистевшей возле самого уха, — ее желтый глаз снова дрейфует на северо-запад.
Если это и розыгрыш — для чего он? В месте золотого сечения — как-никак четвертая глава… и та кругом. Усечение, отсекновение…
— Именем Иисуса Христа нам пытаются запретить делать это, — Лидия вновь обняла свои плечи, покачивается, ворожит! — Я не стану говорить вам, что сам Иисус ни словом не обмолвился об этом. Я лишь спрошу у вас: что сделал он сам? Принес себя в жертву? Это только слова! Как и Сократ, он позволил им убить себя. Как и Сократ, имея шанс бежать и спастись. Не воспользовался. Взошел. Да минует меня чаша сия… Но — испил! Оба испили. Потому что иначе свою Свободную волю обнаружить не могли! Иного способа в принципе не существует!
— Сократ поступил как законопослушный гражданин, — не без снисхождения уточняет Анюша. — Своим поступком он утверждал верховенство правопорядка даже над собственным правом свободы суждения. Христос же принес в мир, как вы говорите, мессэдж. Благую мессэдж! И воплотить ее можно было единственным образом — смертью смерть поправ. Не мог он воскреснуть, предварительно не умерев! И убей меня Бог, если я понимаю, о чем мы сейчас говорим!
— О вашей готовности остаться здесь! — зыбучие глаза Лидии точно пески… И голос у нее теперь сухой и рассыпчатый. — Или все-таки о вашей не-готовности?
— Вы вербуете нас в свою секту, применяя путаные доводы и недвусмысленные угрозы! — я перевожу дыхание, тон не мой, надо взять чуть ниже. — Но четвертая глава не может не кончиться! Все имеет конец. Хотим мы этого или не хотим.
— Мужчина. Вы лишены полета. Совершите поступок, и пятой главы не будет вовсе! Совершите поступок, и четвертая глава…
— Станет нашей братской могилой? Лидочка, вы ведь, кажется, режиссер, вы не можете быть лишены эстетического чутья! То, в чем мы пребываем сейчас, есть чистейший лжестиль. Так итожить роман самоубийственно!
— Конгениально! — уточняет, нет, поправляет Лидия.
— Уж поверьте профессионалу! В пятой главе автор будет вынужден вновь вернуться, грубо говоря, к реализму. Не из любви к нему, а из чувства стиля! Впрочем, гадательно все, кроме — неизбежности пятой главы!
— Даже если мы остаемся здесь? — Аня старается говорить равнодушно.
— Здесь останутся наши двойники, наши тройники… А мы невредимо вернемся в тот самый миг, из которого нас извлекли — в лифт, в ожидание кофе и поцелуя с серегой. Досмотрим этот странный сон и проснемся!
Обе кривят губы. Аня — усмешкой:
— Хорошо! Я иду и сворачиваюсь рядом с Семеном калачиком!
Лидия:
— Это вы зря! Сны мы будем смотреть в одной из последующих глав! Лодочка станет являться к нам часто, с не свойственной ему при жизни регулярностью, мы же всегда будем спрашивать его: почему? и на самом ли деле он сделал это? разыграл? — ну конечно, и спрятался ото всех и пришел, Лодочка, я ужасно соскучилась по тебе!
— Это вы на ходу сочиняете продолжение недописанного вами романа…— я не помню названия, помню: «Скажи смерти да»?
— Увы, увы! Первую серию этих захватывающих сновидений мне уже показали, когда я была под наркозом. Этакий анонс грядущего сериала. Не хочу. Не желаю! И имею силы — противостоять! — она делает шажок назад и еще один, словно бы увлекая и нас. — Лично я остаюсь здесь. Не двойником, не миражом, всей сущностью! Схожу со страниц! В чем вы сами непременно убедитесь, ибо более никогда не встретите меня.
Зазор между нашими книговагонами — уже в полметра. И что-то мелькает во тьме. Если не искры, то — звезды.