– А как у тебя с грузовиком? – спросил Порейко.

– В каком смысле?

– Водил?

– Лишний вопрос – чего я только не водил!

– Сегодня ночью будет работа. Так что останешься у меня в офисе с ребятами, чтобы потом из дома не выходить.

– Надо Аркадию сказать, – ответил я.

– Ничего с твоим Аркадием не случится.

– Он будет волноваться.

– С чего бы?

– Подумает, что вы меня зарезали.

– Не зарежем, не бойся.

– Я не о себе говорю. Я-то не боюсь.

– А Аркаша – твой начальник, что ли? – легко спросил Порейко.

Я остановил машину возле офиса. Порейко выскочил первым. У него были узкая сутулая спина и широкий зад.

Я остался за рулем.

Порейко крикнул мне, обернувшись от двери:

– Подожди, сейчас поедем!

«Мерс» все еще был непривычен в Меховске. Ребята, шедшие в школу, замерли возле него, оглядывая, как в зоопарке, когда смотрят на настоящего льва. Надо бы выйти, протереть машину еще разок, чтобы блестела, – да бог с ним, обойдется.

Через пять минут Порейко выбежал из подъезда, за ним Жора.

Наконец в дверях показался Одноглазый Джо, который, садясь рядом со мной, поздоровался. Его чуб был рыжим, словно он окунул его в сурик, а на остальные волосы не хватило.

– Сейчас прямо, – сказал Джо, который знал, куда ехать. Затем мы повернули направо, там, на широкой улице, по которой мне еще не приходилось ходить, стояла покрашенная в зеленый цвет трибуна – небольшая трибуна для демонстраций. Тут положено стоять городскому начальству.

За трибуной возвышался на высоком постаменте потемневший от дождей бронзовый Ленин по грудь, без рук. Фоном этому великолепию служило длинное здание с колоннами.

– Что здесь раньше было? – спросил я у Джо.

– Горком, – ответил тот.

– А еще раньше?

– Всегда был горком, – сказал Джо, полагая меня психом.

– Реальное училище, – сказал Порейко.

– Ну это, наверное, еще до революции, – сказал Джо. – А я думал, ты спрашиваешь, что раньше было.

На этот раз Жора остался со мной. Шефа сопровождал в желтое здание только Джо. Перед зданием стояли два милиционера с автоматами и в бронежилетах – на что здесь милиционеры в бронежилетах, один бог знает. Наверное, местным властям очень хотелось, чтобы Меховск был похож на настоящий шикарный областной центр.

В стороне, между трибуной для парадов и монументом Ильича, стоял пикет – человек шесть или семь с одной рукой написанными плакатиками: «Живите сами на нашу пенсию!» и «Позор губителям Советского Союза. Под суд преступников Беловежской пущи!»

Ничего нового оппозиционеры здесь не придумали.

– Шеф тебе не доверяет, – сказал Жора.

– Спасибо за откровенность, – сказал я. – Чем же я провинился?

– Приехал неизвестно откуда, живешь у Аркашки, «мерс» водишь, как собственную тачку.

– А Аркадий при чем?

– Шеф его на дух не выносит. Может, он на Александру глаз положил? Или наоборот? Не жить ему здесь.

– Спасибо за подсказку.

– А я тебе тоже не доверяю, – сообщил Жора.

– Жалко.

– Ох и будет тебя шеф проверять!

– Правильно, – согласился я. – Я бы тоже на его месте меня проверял. Подумай: приехал неизвестно откуда, живу у Аркашки, «мерс» вожу, как собственную тачку.

К сожалению, Жора не почувствовал сарказма.

– А куда мы приехали? – спросил я.

– Не знаешь, что ли? – Удивление было равно удивлению москвича, приехавшего в Кремль с человеком, который не знает, как эта штука называется.

– Нет.

– Он с Мельником беседует.

– А что за Мельник?

– Председатель Союза ветеранов Афгана. Не слышал?

– Я здесь второй день.

Мы помолчали. Жора переваривал удивительную информацию – он познакомился с человеком, который не знает Мельника!

– А что, раньше у Порейки не было шофера? – спросил я.

– Почему? Был.

– И что?

– Весь вышел.

– Ты не темни. Мы вместе работаем, – рассердился я. – Что я тебе, белополяк, что ли?

– Какой еще белополяк? – изумился Жора.

– Были такие враги у советской власти.

Жора замолчал, потрясенный моей эрудицией.

– Мельник кто – городской голова?

– Не мели чепухи, – сказал Жора. – Мельник – это Мельник. И пускай тебе шеф обо всем рассказывает. Мое дело маленькое.

– Ладно уж, я пошутил, – сказал я. – Знаю я, кто такой Мельник. Мне брат говорил. А разве у вас общие дела?