Игра длилась недолго – рассвирепевший Сергей Петрович нанес несколько серьезных ударов. Уж как ему это удалось – непонятно, да только чуть ли не в одно мгновение двое улан взвыли от боли, а третий полетел с коня.

Немедленно замолчали шутники. Взамен вышедших из игры немедленно объявились еще трое охотников – сбегали за лошадьми, выхватили сабли, налетели на синеглазого гусара. Теперь уж не легкомысленный, а злой и опасный шум пролетел над биваком.

Оставив разведенные костры, перестав доставать с повозок и ставить палатки, уланы сбегались к побоищу. И многие были с пистолетами…

Как раз напротив схватки, на другом конце немалой поляны, стояла повозка маркитантки. В аккуратную эту тележку, снабженную навесом из белой холстины, была впряжена крупная сытая лошадь. Она и сейчас мирно жевала, по уши уткнув морду в холщевую торбу с овсом. Другая, тонконогая гнедая кобылка о трех белых чулках и со звездочкой во лбу, миниатюрная, легонькая и нервная, была привязана рядом, к борту повозки, и оседлана.

Никто не спешил к маркитантке со стаканом, никто не вызывал ее нетерпеливым голосом, из чего следовало, что хозяйка этого бродячего кабачка или отлучилась, или спит.

Она-таки спала, устав во время длительного марша.

Но внезапный шум разбудил ее, и она, вовсю зевая, высунулась из-под холстины взглянуть, что за ерунда творится на поляне. А заметив схватку, встала, чтобы сверху разглядеть ее получше.

Одета маркитантка была не Бог весть как нарядно – в просторную синюю юбку из грубой шерсти, в мужскую рубаху без ворота, с закатанными выше локтя рукавами… Вместо корсажа грудь ее крест-накрест охватывал клетчатый красно-синий платок, завязанный сзади хвостатым узлом. Свои пышные черные косы она заправила под окрученный вокруг головы ярко-алый шарф, сильно смахивавший на фригийский колпак, модный во времена Робеспьера и карманьолы.

Но загорелые сильные руки, и смуглое лицо, и румянец, и гордая осанка молодой женщины словно выступали из более чем скромной одежды, так что если бы спросить любого из черных улан, в каких туалетах щеголяет маркитантка, он бы и ответить не сумел, пожалуй.

Маркитантка сообразила, что всадники играют, как кошка с мышкой, с заблудившимся русским гусаром, а прочие уланы радуются потехе. Она, привыкшая видеть и в бою, и в учебной схватке хороших фехтовальщиков, отметила про себя мастерство вражеского гусара. И совсем было вернулась маркитантка под свой полог досматривать прерванный сон, как положение на поле боя изменилось, и она, опытная в военных делах, это сразу почуяла.

Маркитантка, привстав на цыпочки, постаралась разглядеть побоище, потому что ей уже стало чуть-чуть жалко отчаянного гусара.

И тут непостижимым образом ее глаза встретились с синими глазами Сергея Петровича.

Скучающее, даже основательно заспанное лицо маркитантки мигом преобразилось. На щеки хлынул горячий румянец, ресницы распахнулись!

Она секунду стояла в полном умопомрачении, потом зажмурилась, открыла глаза – и увидела не вечереющее небо, не опушку, не бивак, не костры, не коней и мундиры, а только синее-синее, отчаянное, пронзительное, ослепительно-прекрасное!..

Три движения совершила тут маркитантка.

И первое было – не отрывая взгляда от схватки, нырнуть правой рукой наугад в глубину повозки. Оттуда она вытянула обнаженную саблю с голубым клинком и позолоченным эфесом, и судя по дуге, которую описал кончик сабли, орудие это было маркитантке привычно. Второе – левой рукой дернуть завязанный скользящим узлом повод тонконогой гнедой кобылки. Третье – с борта повозки ловко прыгнуть в седло.

Тут обнаружилось, что под юбкой на маркитантке надеты кавалерийские чикчиры, заправленные в короткие легкие сапожки с отворотами.

Некогда было ей ловить стремена, она сразу подняла кобылку в галоп и помчалась на выручку гусару.

– Подлецы, негодяи, мерзавцы, колбасники проклятые, трусы, бездельники, дьявол вас всех задери! – завопила она и с таким боевым кличем врезалась в самую гущу схватки.

Маркитантка лупила саблей плашмя по конским крупам, эфесом колотила всадников, растолкала нападавших и оказалась рядом с гусаром. Тот, не сообразив, что примчалась подмога, и на нее замахнулся клинком, но маркитантка ловко увернулась.

Черные уланы, признав в драчливой всаднице свою поилицу-кормилицу, которая прошла с ними столько миль, а также ошалев от ее криков и ударов, несколько отступили, но ненадолго.

Кто-то опомнился и не слишком вежливо посоветовал маркитантке убираться подальше, если ей жизнь дорога.

Но советчик стоял слишком близко к всаднице и ее лихой кобылке. Он услышал пространную характеристику своих боевых и мужских достоинств, а также едва не был смят в лепешку – маркитантка, не задумываясь, подняла в свечку вышколенную лошадку, и копыта нависли над самой головой советчика.