Я поймал себя на мысли, что уже не чувствую за Урмом того морального превосходства, которое до сих пор подавляло меня. Даже досадую: он вел себя с Кеем не как равноправный партнер, а как назойливый проситель. Умолял о вмешательстве, уговаривал, хотя, наверное, понимал, что Кей не зря отказывает нам. Впрочем, и я делал то же самое...

14. "Сон"

Мне редко снятся сны. А если и снятся, то плоские, серые, расплывчатые. И я их моментально забываю.

Иное дело - Асда. Она иногда рассказывает мне о своих снах. Ее сны не похожи на мои. Они яркие, объемные, цветные, насыщенные действием. Мне даже завидно: по словам Асды, сон это скачок в запредельный мир, отличный от нашего, как свет Яра от тусклого свечения ламп в туннелях Космополиса.

– Мне бывает жалко просыпаться, - говорит она с сожалением, и ее сиреневые глаза мечтательно сияют.

– Но в твоем запредельном мире нет меня, - ворчу c притворной обидой.

– Неправда! Ты постоянно в моих снах. Только иной, похожий и совершенно не похожий на себя...

– Красавец, богатырь, герой?

– Дурачок, - ласково шепчет Асда.
– Разве это главное?

Мне становится грустно: уж я-то никогда не буду таким, каким представляет меня в своих цветных загадочных снах моя любимая...

И вот наступила ночь, когда я впервые увидел сон, поистине сказочный при всей своей реалистичности. Но было ли это сном?

Меня навязчиво преследовал диалог с "призраком". Мысленно я то и дело возвращался к нему, придумывал все новые реплики свои и Кея. Мне все казалось, что, найдя нужные слова, я сумел бы убедить его, если бы снова представилась такая возможность. В тот вечер "разговор" был особенно долгим. Увлекшись, я с какого-то момента начал воспринимать его как реальность.

– Не внушает мне доверия твой друг, - говорил "призрак". - Опасаюсь тех, кто ведет двойную игру.

– Урм поступает так поневоле. Он вынужден жить под маской. Однажды и я упрекнул его в этом, а потом мне стало стыдно.

– Ты молод, Фан. Твой жизненный опыт невелик. Мне же есть с чем сравнивать. В истории Гемы были люди того же склада, что и Урм. Революционеры, исповедовавшие принцип: "цель оправдывает средства". Цели бывали и святыми, великими, а вот средства... В конце концов они брали верх над целями. На смену бескорыстию, приверженности идеалам приходили жажда власти, а затем стремление удержать власть, опять-таки, любой ценой. И то, что задумывалось как царство свободы, становилось всеобщей тюрьмой.

Кей говорил не тем суховатым, официальным тоном, который неприятно задел меня при нашей первой встрече, а доверительно, свободно, на "ты", словно давно знал меня и испытывал ко мне симпатию. За грубыми чертами его лица угадывалась доброта...

– Но Урм, действительно, не такой!
– с жаром воскликнул я.

– Да, пока не такой. Он искренен в стремлении принести космополитянам свободу. Готов сознательно пожертвовать жизнью. Ненавидит тиранию.

– Вот именно!

– Но и те революционеры на первых порах были "не такими". Их перерождению предшествовала и способствовала "двойная игра", подобная той, что ведет Урм. Сперва с врагами, затем с друзьями и, наконец, с самими собой. Ведь любой диктатор, и Лоор не исключение, оправдывает себя "великими целями", хотя они диаметрально противоположны провозглашенным вначале.

– Значит, человек неизбежно перерождается?

– Я имел в виду людей определенного склада. Ты к ним не принадлежишь.

– Откуда вы знаете?
– буркнул я смущенно.

– Мы не вмешиваемся в ваши дела, однако наблюдаем за вами.

Я рассмеялся, хотя было не до смеха.

– То-то у нас ловят агентов Гемы!

– Их как раз и нет. Мы не нуждаемся в агентах.

– Подглядываете в замочную скважину?

– Нам приходится это делать по необходимости, - признал Кей.

– Вы оправдываетесь совсем как Урм, даже его словами!

– Разве дело в словах? Своим незримым присутствием мы никому не вредим, а помочь можем.

– Не вмешиваясь? Странная помощь...

Кей опустил мне на плечо тяжелую руку, и я вздрогнул, потому что не ожидал этого от "призрака".

– Мы могли бы приобщить тебя к нашему коллективному разуму.

– Я не уверен, что нам от него будет польза.

– И зря. В нашем обществе интеллектуальный потенциал каждого сделался достоянием всех. Осуществилась мечта философов о гармонии между личностью и обществом. Равенство стало возможным!

Едва ли Кей был склонен к пафосу, но с какой же гордостью произносил он эти слова!

А мной овладел дух противоречия:

– Какое может быть равенство между глупым и умным!

– Но ведь человек не виноват, что глуп. Таким уж он родился. И умный не вправе поставить себе в заслугу свой интеллект.

– Выходит, формула "от каждого по способностям, каждому по потребностям" не так уж плоха?
– спросил я с подковыркой.

– А кто говорит, что плоха? Такими-то формулами Лоор и завоевывал популярность, - парировал Кей.
– Только задача эта, при всей своей привлекательности, не имеет решения.