– Сколько у вас в селе проживает народа?

– Во куда загнул.
– Удивилась она.
– Тебе - то зачем? Десятка три наверное наберется и то не народ, а так, одни старики, да старухи.

– А много ли среди них долгожителей? Тех кто лично знавал Алексея Михайловича?

– Да откуда ж им быть? Померли все, разве что старуха Михеевна, она с десятого года, да бабка Александрова, она малость постарше, но её внук ещё по весне в район забрал. За каким лешим она ему понадобилась никто не знает. И чего...

– А как мне найти Михеевну?
– Перебил я бабулины рассуждения.
– Она здесь живет?

– А где ж ей ещё жить? С дочкой Семеновной она век коротает.

– Далеко ли отсюда?

– Дальше некуда. Прямо через дорогу. Ты у них двух курей раздавил. Нехорошо.

– Нехорошо.
– Согласился я и прямым ходом отправился че рез дорогу.

Семеновной оказалась та самая толстая бабка, что появилась на месте происшествия одной из первых. Она, как и баба Люба, ковырялась в огороде, но давалось ей это значительно труднее. Это можно было судить по её тяжелому дыханью и потному, красному лицу. Упреждая её упреки я начал первым.

– Здорово, Семеновна!
– Заходя во двор и уворачиваясь от злющего гусака, бодро поздоровался я.
– Как живете можете?

– Хорошо.
– Настороженно, ожидая пакости ответила она.
– Кабы ещё кур не давили.

– А я за тем и приехал.
– Весело отозвался я.
– Хочу заплатить за материальный ущерб, который я вам причинил.

– Правда что ли?
– Заволновалась бабка.
– Вы не шутите?

– Нет, сколько с меня причитается?

– Не знаю.
– Растерянно заморгала она.
– Я их никогда не продавала.

– Мне кажется, что ста рублей будет достаточно.
– Протягивая ей деньги решил я.

– Можно и меньше.
– Боязливо забирая купюру на всякий случай заскромничала она.
– Мы ведь их съели. Одна почти целая была.

– Ну и на здоровье. У вас кваску не найдется?

– А как же, есть квасок, пойдемте в избу, там у меня мама, она немного не того, но вы не бойтесь, она у меня смирная, худого никому не сделает.

– Она что, совсем ничего не соображает?
– Разочарованно спросил я.

– Она когда как. То совсем нормальное, а то вдруг в куклы играть начинает, возраст все таки, ей через год девяносто стукнет. Айдати в избу.

Типичный деревенский дом и внутри он оказался таким же. Пополам перегороженное помещение было чисто убрано и застелено домотканными дорожками. Единственное что отличало его от жилища учительницы было отсутствие книг и обилие фикусов - кактусов. Михеевна сидела возле стола и нянила разрисованный под куклу чурбачок.

– Мама, нам за куриц заплатили.
– Поделилась с ней радостью Семеновна.

– Хорошо. Купим Ванечки новые пеленки.
– Обрадованно отозвалась сумасшедшая.
– А то наши прохудились, правда Ванечка?

– Михеевна, вы помните вашего попа, Алексея Михайловича?
– Не зная как нужно с ними разговаривать в лоб спросил я.

– А как же!
– Лучезарно улыбаясь отозвалась она.
– Как же нам с Ваней не помнить отца Алексия, за веру пострадал батюшка ещё в двадцать втором годе, мне тогда чуть больше чем Ване было. Иконки он спасал от супостатов, за то и убили его.

– А вы не знаете в каком месте он их спасал?

– Мы не знаем, правда, Ваня. Никто этого не знает. От лихих людей он их спрятал, а лихие люди его чик и положили. Мы с Ваней прямо рядышком стояли, батюшкина кровушка прямо на сыночка моего брызнула, оттого и румянный он у меня такой растет. А батюшка сразу упал, а как тут не упасть, если они из тысячи ружей по нему па-а-а-льнули. А ряса у батюшки была че-е-е-рная, а по локоток в извести-и-и, а весь подол в изве-е-ести. Ряса бе-е-елая, ряса че-е-е-рная, а стала кра-а-асная! А как жалко батю-ю-ю-шку, а как жалко Ваню-ю-ю-шку.
– Подкидывая размалеванную чурку завыла, заколобродила старуха.
– Ой ты горе горю-ю-юшко, что широко полю-ю-ю шко, мой сыночек Ваню-ю-юшка, нет тебя милей дру-у-ужка!

– Мама перестань.
– Кладя ей на плечи пудовые руки попыталась образумить её дочка.
– Не надо. Вы извините...

– Ничего страшного, я же понимаю...

– Брата моего Ивана на войне убили, а она все не верит... Уж сколько время прошло...Батя тоже не вернулся... Вот и живем...

– Спасибо за квас. Я пожалуй пойду, не буду вас отвлекать...

Выскочив на улицу я с облегчением вздохнул. Тяжелая это работа, быть свидетелем чьих - то несчастий. Ничего существенного узнать мне не удалось, но оставалась ещё бабка Александрова, которую мне предстояло найти в районном селе, вотчине товарища капитана. Пятнадцать километров отделявшие его от меня я проделал за десять минут и ещё умудрился подвезти крашеную блондинку пахнущюю чесноком и медом. Именно она и показала мне департамент капитана Гордеева.