Связь оказалась отличной.

А Марина и Адольфо разговаривали по-английски. Видимо, полагают, будто осложнят работу рамоновским радистам, подумал Фрост, и ухмыльнулся уже с неподдельным презрением. Что за сборище смешных дилетантов?

– Мы в восьми часах марша!
– доносился металлический голос повстанца, Нас немного задержали, но совсем остановить, разумеется, не смогли. Авиабаза взята.

– Правда?
– завизжала от восторга Марина.

– Да. Скоро к вам прилетят кастровские аэропланчики, принесут мой пламенный привет!

Спросонок у Фроста очень туго работало чувство юмора. К тому же, шутка Адольфо и впрямь была идиотской. Наемник скривился...

– ...только если сопротивление противника возрастет. Мы продвигаемся! И успешно. Когда приблизимся к побережью, дам знать.

– Марина, - проскрежетал Фрост, - спроси этого остолопа, каким образом будет возможно отличить союзные самолеты от неприятельских? Он ведь завладел советскими истребителями!

– Адольфо!

Марина исправно повторила в микрофон все, произнесенное Фростом, предусмотрительно пропустив нелестный эпитет.

Раздался дребезжащий металлический смех:

– Здесь не предвидится осложнений! Отличите сразу. А как - не скажу. Сюрприз.

– Наверняка, идиотский, - буркнул Фрост.

– Сообщаю, - продолжил Коммачо.
– Лазутчики доносят, что Кастро прислал в столицу четыре тысячи своих поганых "воинов-интернационалистов". Соотношение сил, таким образом, несколько меняется. Предупреди нашего одноглазого приятеля.

– Я не глухой, - процедил Фрост. Он решительно вошел в палатку, отобрал у Марины микрофон.

– Адольфо, это Фрост. И если ты, шлюхин сын, сию секунду не станешь вести со мною положенный при боевых операциях радиообмен, в предстоящем поражении вини только себя! Понял? А разобьют тебя наголову, поверь слову. Если ты, паскуда, немедленно не прекратишь строить оскорбленного мстителя, я забираю Марину, сажаю людей на корабли - и отплываю прочь! И будь здоров! И управляйся с Районом и Кастро как сумеешь! Это - последнее предупреждение. Ультиматум. Отвечай, чтоб тебе!..

Добрых полминуты в наушниках стояла гробовая тишина. Потом раздался внятный, преувеличенно спокойный голос Коммачо:

– Ты прав, одноглазый. Признаю. Давай разговаривать напрямик.

– Отлично, - сказал Фрост.
– Но, если еще хоть раз посмеешь произнести слово "одноглазый", сделаешься таким же точно сам.

– Довольно, - буркнул Коммачо.
– Хватит ругани. Согласуем план действий.

– Безусловно. А как насчет кода? Или ты хочешь выложить Рамону все без остатка?

– Ты прав. Сообщаю только то, что возможно. Армия Рамона, считая кубинских головорезов, насчитывает сейчас около восьми тысяч бойцов...

– Капитан Фрост! Капитан!

– Да!

Худощавый радист опрометью вырвался из палатки, замахал руками. Наемник промедлил ровно полсекунды, а затем во весь дух пустился навстречу.

– Коммачо вызывает! Лично вас!

Фрост едва не сшиб хрупкое брезентовое сооружение с опорного шеста, опрокинул складной стульчик, ухватил микрофон:

– Я слушаю, Адольфо!

– Si... Мы приблизительно в двух милях от вас. Повстанец выдержал паузу и не зря. Фрост едва не свистнул от изумления.

– Так быстро? Поздравляю.

– Нас разделяет крупное соединение противника. Мы ведем тяжелый бой. Вышли кого-нибудь на помощь, если... Связь неожиданно оборвалась. Развернувшись к радисту, Фрост рявкнул:

– В чем дело?

– Не знаю, сэр... Но первым делом он сообщил о своем местонахождении.

– Открытым текстом?

– Да, сэр.

Впрочем, подумал Фрост, сейчас это уже безразлично. Две мили расстояния! Молодец, негодник!

– Прекрасно. Передай координаты сержанту Тиммонсу. И нанеси на карту. Карту вручишь лично мне. Капитан выскочил вон из палатки, громко крича:

– Тиммонс! Тиммонс!

– Да, сэр?

Наемник резко остановился, услыхал позади топот несущегося к старшим командирам радиста.

– Вот карта, сэр! А вот координаты для вас, господин сержант.

– Две мили, Тиммонс! Шевелись, дружище! Там, по словам Коммачо, целое скопище рамоновцев. Так что бери людей и патронов побольше...

– Я?

– Кто же еще?
– ухмыльнулся Фрост. Англичанин радостно улыбнулся.

– Оно и к лучшему. Поразмяться пора...

Тиммонс осекся. Вой реактивного самолета возник над лесной чащей, приблизился, стал оглушительным.