Все остальные тихонько ушли, оставив Ронина стоять над бездыханным телом. Он так и не нашел в себе сил заглянуть в темные непроницаемые глаза своего поверженного врага.

От открыл глаза и увидел встревоженное лицо К'рин, склонившееся над ним.

– Я уже все знаю, - сообщила она.
– По всему сектору только об этом и говорят.

Она закатала ему рубашку.

– Хорошо еще, что ты сам не ранен. И что не открылась старая рана. Она присела на постель рядом с ним.
– И что теперь?

Он пожал плечами.

– Это не настолько серьезно.

– Но тебя отстранили от тренировок...

Он сел.

– Если то, о чем так тревожится Ниррен, все-таки произойдет, то это уже не имеет значения.

– Не понимаю, о чем ты...

– О саардинах.

– А-а. Да. И что же он говорит? В последнее время мы редко с ним видимся. Только на Сехне.

– Похоже, есть две группировки, которые вот-вот сшибутся лбами... но это для тебя не новость.

– Стало быть, он сейчас у Эстрилла.

– Нет. У него особое задание.

Она встала и подошла к зеркалу в обшарпанной бронзовой раме, висевшему на стене над комодом.

– Скоро Сехна.

"Жалко, нет времени сходить посмотреть, как Сталиг приводит Марша в нормальное состояние", - подумал Ронин.

К'рин принялась укладывать волосы в высокую прическу, время от времени поглядывая на Ронина в зеркало.

– Почему ты такой грустный?
– внезапно спросила она.

Он облокотился на подушки:

– А почему тебя это интересует?

– Потому что...
– она отвела взгляд от его лица, отраженного в зеркале, и задумчиво провела рукой по лицу, - потому что я люблю тебя.

Он увидел, что в уголках ее глаз стоят слезы.

– Что с тобой?

Она отвернулась и закрыла глаза.

– Ничего.

Слезы блестели уже на ресницах.

Он подошел к ней и развернул лицом к себе. Длинные волосы, еще не заколотые с одной стороны, упали темной волной, закрывая щеку.

– Почему ты плачешь?
– спросил он слегка раздраженно.

Она вытерла слезы свободной рукой, и он вдруг заметил, как в ее глазах промелькнул... страх. Или ему это только почудилось?

– Я ненавижу, когда ты плачешь. Что случилось?

Ее глаза вспыхнули гневом.

– Ты хочешь сказать, мне уже и плакать нельзя?

Ронин отвел взгляд.

– Да что с тобой такое?
– Глаза ее снова наполнились слезами.
– Тебе неприятно, когда я даю волю чувствам? А ты этого сделать не можешь... поэтому ты такой, да? Потому что ты не можешь, а я могу. Что тут непонятного?! Почему ты всегда такой сдержанный? Я не понимаю... Ты что, никогда ничего не чувствуешь? Даже когда мы в постели? Это что - просто биологическая потребность?

Она отвернулась к зеркалу и оперлась о комод, уткнувшись лицом в сгиб локтя.

Ронин ушел в соседнюю комнату - переодеваться. Когда он вышел, К'рин подняла голову и, взглянув на себя в зеркало, облизала палец, вытерла со щек следы от слез и занялась прической.

Им пришлось пройти дальше по коридору, потому что ближайшая лестница, которой они пользовались обычно, оказалась завалена каким-то цементным крошевом и проржавелыми железками. Следующая была свободна - по ней они и спустились на Сехну. Ронин держал в руках зажженный факел. Этой лестницей, видимо, почти не пользовались. Ступеньки здесь сильно скрипели, а кое-где ступенек не было вообще, как будто их снесло некоей неведомой силой, и им с К'рин приходилось перепрыгивать через зияющие пустоты.

Они шли молча. Если бы они разговаривали, они, может быть, и не услышали бы этот звук. Очень тихий, едва различимый, он доносился откуда-то спереди. Ронин замер на месте и взял К'рин за руку, выставив факел вперед. Ступеньки шли вниз. Дальше была площадка, после которой лестница изгибалась, однако и следующий пролет просматривался достаточно хорошо. Там никого не было.

Тишина. В свете пламени пляшут пылинки, летящие на огонь, который как будто притягивал их.

Они медленно двинулись дальше. Звук повторился. Это было похоже на тихий стон, на всхлип боли.

Ронин с К'рин добрались до площадки. За поворотом лестница уходила в темноту. К'рин хотела что-то сказать, но Ронин жестом остановил ее. Он прислушался, думая уже не о странном звуке, доносившемся снизу, а о... Звук послышался снова, и Ронин больше не сомневался. В первый раз он подумал, что это скребутся те маленькие животные, живущие в стенах, которых слышно почти всегда, когда кругом тихо. Но звук повторился, теперь уже ближе звук осторожных шагов, доносящихся сверху. Кто-то спускался по лестнице следом за ними. Сколько их там человек, определить было невозможно, но кто-то явно там был.