Шрифт:
– Что я вам говорил?
– закричал Рафаэль.
– Мне захотелось сесть на большой лист, - подвывала Джилли.
– Рафаэль...
– попыталась вмешаться Сара.
– Иди в дом и заткни уши, если ты этого не можешь слышать!
– приказал он.
Он здорово их отчитал и объяснил, что им грозило. Он чрезвычайно живо описал им все ужасы смерти в воде. Когда он закончил, дети были такими притихшими, какими она их никогда не видела. Присутствие двух служанок и пожилой женщины в черном наряде, которая прибежала на шум, заставило Сару придержать язык за зубами.
Рафаэль дал кое-какие распоряжения поиспански, и Джилли с Беном, вымокшие до нитки, были уведены черноглазыми служанками, с трудом сдерживавшими улыбку. Пожилая же женщина осталась с ними.
– Это моя экономка, Консуэло, - мягко пробормотал Рафаэль.
– Buenas tardes, senora (Добрый день, сеньора (исп.). Надеюсь, вы хорошо долетели.
– Простое лицо Консуэло было все в морщинках от улыбки.
– Muchas gcacias (Большое спасибо (исп.), Консуэло. Я рада, что приехала, - дрожащим голосом соврала Сара.
– Мы будем пить кофе в зале.
– Рафаэль отпустил пожилую женщину наклоном головы, затем взглянул на Сару: - Я вижу, что ты на меня сердишься. Но я считаю, что детям просто необходима твердая рука. Они должны знать, что, если я говорю "нет", то, значит, "нет". Когда же ты говоришь "нет", то временами это означает "может быть", а иногда даже - "да, пожалуйста". Лично я не возражаю против такой нерешительности: это добавляет остроты.
Она еще не пришла в себя и не смогла отплатить ему той же монетой. Вместо этого она молча проследовала за ним на террасу, где он пропустил ее вперед на балкон. Не веря, что все это происходит с ней, она вошла в большую и изысканно обставленную комнату. Ноги ее ступали по потрясающему обюсоновскому ковру с великолепными рисунками пастелью. Вокруг в изобилии стояли элегантные антикварные шкафчики и обитые шелком кушетки. На полированных антикварных столиках с изысканной небрежностью были разбросаны разнообразные objects d'art (Предметы искусства (франц.). Все здесь кричало о богатстве, накопленном еще в давние времена. Коллекции эти собирались поколениями, а по тому, как они хранились, было видно, что ими здесь не оченьто уж и дорожат.
Дом Рафаэля... Нет, это невозможно! Она все еще никак не могла оправиться от шока. Скорее всего, этот дом отошел к Рафаэлю от родственников по линии отца. Он ничего ей о них не рассказывал; Все два года их совместной жизни он держал это в секрете, не дав ей никакого намека и ни разу не обмолвившись.
– Почему ты ничего мне об этом не рассказывал?
– чувствуя себя обманутой, со злостью и болью спросила она.
– Ты сделал из меня полную дуру.
– Она тупо покачала головой.
– Я чувствую себя униженной.
Рафаэль поднял бровь.
– Enamoiada (Любимая (исп.) Сауткоттов этим не проймешь.
– Я просто никак не могу понять, откуда у тебя все это, - пробормотала она напряженно.
– Когда мы жили вместе, меня не очень-то величали здесь, в Алькасаре, - объяснил он без особого энтузиазма.
– Я не получал от поместья ни гроша, хота по закону мне полагался определенный доход. Мой дед, Фелипе, ненавидел меня, и, должен сознаться, взаимно.
Ее брови поползли вверх.
– Он ненавидел тебя?
– В начале этого года Фелипе погиб в автомобильной катастрофе. Если бы не этот подарок судьбы, мне пришлось бы еще очень долго ждать дня вступления во владение своей собственностью, а приходить сюда нищим попрошайкой я не собирался.
– Его темный взгляд заблестел.
– Какой смысл хвастать тем, что я не мог тебе дать? Поэтому я и молчал.
Вошла Консузло с подносом с кофе и тонко нарезанными бутербродами.
– Я ничего не хочу, - промямлила Сара, когда экономка ушла.
– Не упрямься.
– Рафаэль разлил кофе.
– Мы садимся ужинать не раньше десяти.
– Боюсь подавиться, - честно призналась она.
– Я бы лучше прогулялась.
Толкнув дрожащей рукой балконную дверь, она вышла на террасу.
– Сара...
– Сколько же ты стоишь?
– спросила она, желая уязвить его.
Он облокотился на колонну, словно выточенную из ячменного сахара.
– Не знаю.
– Он бесстрастно всмотрелся в ее замкнутое лицо.
– У меня есть поместье и кое-какие коммерческие интересы. Сантовены всегда умели обожать и приумножать всемогущий доллар.
– Сантовены, - повторила Сара.
– Это имя фигурирует в твоем свидетельстве о браке, - напомнил ей Рафаэль.
– Я поклялся не пользоваться им, пока был жив Фелипе. И я сдержал свое слово.
Рафаэль Луис Энрике Сантовена и Алехандро. Вот уже много лет, как Сара не вспоминала его полное имя.
– "Санто", - подсказал ей Рафаэль, - "Санто Амальгамейтед индастриз".
Сара побледнела. Ей уже приходилось слышать об этой компании во время обедов в доме у своих родителей. "Санто" была гигантским многонациональным конгломератом, расположенным частично в Европе, частично в Северной Америке. Связать имя Рафаэля с этим гигантом было все равно, что предложить ей пройтись по Луне. Честно говоря, она не доросла до такого.