И ведь отстали. Все-таки что-то он из своего сида выдавить в состоянии. Кой-кого из прохожих, кто вкусом попроще, а ухом потолще, это иногда привлекает - а значит и нищему, что рядом устроился, тоже что-то перепадет. То есть скорей всего именно нищему и перепадет. Любой человек, вслушивающийся в его музицирование больше минуты, просто звереет и навсегда отказывается от идеи что-нибудь ему давать. Некоторые открыто заявляют, что он им еще и доплачивать должен за то, что они терпят подобное безобразие. Ну, а раз денежка все равно уже вынулась, да тут кстати, совсем рядом сидит такой настоящий, такой правильный нищий, и даже кружка у него гильдейская медная и с клеймом. Все как положено. И мелкий медный грош со звяканьем падал на дно медной кружки. Медь к меди. Денгер - богатый город. "Медью" здесь зовут нищих, и богатые дамы имеют ее только для подаяния - которое, как известно, угодно богам и даже искупает грехи. У богатых много грехов. Впрочем, теперь не дают даже богатые - видимо, они срочно исправились и больше не нуждаются в искуплении. А может, им просто наплевать. Война...

Курт взял несколько аккордов и запел жалобную песню о несчастном маленьком мальчике, потерявшем всех своих родных и вынужденном просить монетки у холодной и безжалостной луны. Сид хрипло дребезжал. Голос не отставал, с каждой нотой становясь все противнее. Голос и сид словно бы устроили соревнование - кто окажется хуже. Голос лидировал с небольшим отрывом, но сид внезапно совершил рывок и уверенно победил - неожиданно с омерзительным звуком лопнул самый толстый бас, лопнул и скрежеща заскользил по соседнему. Спешивший мимо мрачного вида прохожий вздрогнул и тихо выругался. Выругался, но не задержал шага. Война...

– Что, Элна, сходим, может, на соседнюю?
– предложил Курт - Чует мое сердце - здесь нам сегодня, кроме луны и голодного брюха, ничего не светит.

– Отберут твою кружку, - тихо ответила Элна.
– А мне штраф дадут.

– Но... Рий и Дорм наверно уже дома, - нерешительно возразил Курт.

– Есть еще Хэк,- заметила Элна.
– И ему всегда скучно. Он везде ходит.

Курт вздохнул. Вездесущего старшину нищих он знал хорошо. Тот трижды лично отбирал у него кружку, хорошо зная, что шляпу Курт положить не посмеет. Не посмеет - потому что, положив шляпу, он как бы объявит себя уличным музыкантом... а тогда это уже проблемы совсем другой гильдии. Достаточно просто послать им человечка с информацией - и "неправильного" Курта, это недоразумение природы, изобьют так, что он в жизни ни одной струны больше не коснется. Конкурентам гильдейские музыканты просто ломают пальцы. У них даже приговорочка есть такая: "ложку с кружкой держать будет, а сид и ширгу - никогда..." Старшина нищих хорошо знает, что Курту об этом известно, поэтому и не применяет к нему каких-то суровых мер - зачем? Достаточно просто отобрать у Курта кружку, и можно идти по своим делам новую Курт раздобудет нескоро. Денег у него нет, а в долг ему никто не поверит. Не те времена, чтоб нищему в долг давали. А ведь он даже и не нищий - так, непонятно что с непонятно чем.

Курт отпустил колок на порванном басу и принялся связывать концы лопнувшей струны, прикидывая, насколько страшнее станет теперь его музицирование. Нет, он никогда не решится положить шляпу, уличные музыканты и без того несколько раз его били. За плохую игру, за оскорбление их нежного слуха. Они с радостью сломали бы его сид, если бы могли. На счастье Курта, сид, передающийся в роду от отца к старшему сыну считается священным: сломать его случайно - и то великий грех для музыканта, а уж намерено этого никто не захочет сотворить. В любой злобе не захочет - потому что от музыканта, совершившего такое, отвернется музыка.

– Сегодня я тебя накормлю, - негромко сказала Элна, и Курт вздрогнув, очнулся от своих невеселых дум.
– Сегодня. Но... завтра я ухожу. Если хочешь - можем пойти вместе.

– Куда?
– пробормотал Курт несчастным голосом.
– Куда можно уйти?

– А куда угодно!
– усмехнулась Элна.
– Главное - сделать первый шаг, а там уж... сам потом удивишься, куда тебя ноги занесут. Я-то пойду к родне, в деревню. Есть у меня там кое-кто, если не все еще поумирали, конечно. А что касается тебя - хочешь совет?

– Давай, - сказал Курт

– Ты ведь еще молодой совсем, - мягко проговорила Элна.
– Так вот, это отец твой был музыкантом, а не ты. Ты не обязан пытаться повторить его путь. Это ему казалось, что тебе будет хорошо с этим многострунным корытом - и ты не виноват, что у тебя к нему душа не лежит.

– Что?!
– хриплым шепотом завопил Курт.
– Что ты такое говоришь?! Я... я - люблю сид... и музыку тоже люблю! Я...

– Да. Я так и поняла, - усмехнулась Элна, а потом, внезапно наклонившись к Курту, отчетливо и властно произнесла.- Разбей свой сид о дерево и найди себе дело по душе. Стыдно в твоем возрасте с протянутой рукой ходить.

В глубокой задумчивости Курт топнул зачем-то ногой - и засохшая уличная грязь вдруг треснула. Из под нее проступило нечто схожее с весенним небом. Курт мельком глянул вниз, ошарашенно потряс головой, снова посмотрел. А потом нагнулся и, запустив руки в потрескавшуюся корку грязи, стал разгребать мусор. Оказалось, треснула не только грязь. Грубый булыжник у стены то ли давно устал от жизни, то ли от природы был хрупким. Удара башмаком оказалось достаточно. То, во что он превратился, не слишком отличалось от уличной грязи, а под ним...

Мостовая этого города когда-то была небесно-голубой, а на каждом камне... каждый камень был украшен изображением витязя, трубящего в рог. Белого Витязя на белом Коне.

Курт восторженно потряс головой. Под грязью, оказывается, скрывалась целая картина!

Курт поднял глаза и посмотрел.

На город.

На людей.

На стоящий вокруг город и на идущих мимо людей.

На людей и на город, втоптавших в грязь ТАКОЕ...

Когда-то Курт учил несколько баллад об этом незапамятном рыцаре. Легендарном Хранителе Края.