Шрифт:
– Почему вам не выстроят блиндаж?
– Мы люди маленькие, о нас и не помнят. Зато неподалеку отсюда, у Стесселя, строят гигантский блиндаж для скота.
Вскоре вернулись обе учительницы в сопровождении Стаха. Он еще сильно прихрамывал и передвигался, опираясь на палочку.
– Здорово, артиллеристы!
– приветствовал он гостей.
– Как воюете?
– В резерве сидим на Утесе и ждем у моря погоды. А ты как живешь?
– Раны почти закрылись! Мой командир полка Савицкий так обо мне соскучился, что прислал комиссию для освидетельствования моего здоровья.
Мудрые эскулапы нашли, что я уже почти поправился.
– Подумайте, старший полковой врач заявил, что в строю Стаху не придется танцевать, а ходить можно и потихоньку, - возмущалась Лобина.
– Особенно в атаку!
– усмехнулся Звонарев.
Простившись с Желтовой, все тронулись в путь. Впереди шли Енджеевский с Лелей, за ним Звонарев с Олей, а сзади тяжело выступал Борейко.
Подходя к домику Ривы, они еще издали услышали доносившееся через открытые окна пение.
– Наши аргонавты, очевидно, благополучно вернулись, - заметила Леля, вот мы и узнаем все подробности морского боя.
Соловьем залетным юность пролетела, Волной в непогоду радость прошумела, неслось из окна.
Время золотое было да сокрылось, Сила молодая с телом износилась, подхватила подошедшая компания дружным хором.
Из окна выглянула Рива.
– Андрюша, к нам идут, - проговорила она, обернувшись в комнату.
Пение в комнате прекратилось, но на улице продолжалось с прежней силой:
Без любви, без счастья по миру скитаюсь, Разойдусь с бедою, с горем повстречаюсь.
Особенно выделялись сильное сопрано Оли и мягкий, приглушенный бас Борейко.
Хозяева, вышедшие на крыльцо встречать гостей, зааплодировали.
– Живы и целы, значит, все в порядке, - проговорил поручик.
Девушки целовались, мужчины жали друг другу руки.
– Ну, рассказывай поскорей все, что с вами приключилось, - попросила Оля, когда все вошли в комнаты и уселись.
– Если бы вы знали, что я перечувствовала за все время боя! При каждом взрыве на "Севастополе" я была готова упасть в обморок от страха за Андрюшу.
Нет, больше я в бою участвовать не хочу!
– закончила Рива свое повествование.
– Обрадовалась Артуру, как родной Одессе!
– Но почему же, собственно, эскадра вернулась обратно?
– спросил Стах.
– По различным причинам, - ответил Акинфиев.
– Во всем виноват Ухтомский.
Он, вместо того чтобы с наступлением темноты собрать эскадру и попытаться еще раз идти во Владивосток, первый ринулся в Артур, а за ним и остальные.
– Но Эссен почему не попробовал прорваться с "Севастополем"?
– заметил Звонарев.
– У нас стала правая машина, и мы потеряли ход. Идти дальше не могли. Как Эссен ни ругался, ничего поделать было нельзя.
– А "Ретвизан", "Полтава" и другие?
– На "Ретвизане" уже при выходе имелась пробоина в носу, а когда он бросился на японцев, то получил вторую пробоину в носовой части и принял через нее столько воды, что стал зарываться на ходу. Вполне естественно, что Шенснович заторопился в Артур. У "Полтавы" была разворочена корма и плохо действовал руль.
– В каком же состоянии был "Пересвет", что Ухтомский повернул в Артур? продолжал допрашивать Стах.
– Злые языки говорят, что "Пересветом" командовал Бойсман, им самим командовал Ухтомский, а князем командовал целый триумвират женщин - его жена, Карцева и Непеннна. Есть японская пословица, что если на корабле несколько капитанов, то он наверняка не придет в порт по назначению. Так случилось и тут. "Пересвет" в бою не получил серьезных повреждений, так же как и "Победа" и "Паллада". Все они могли продолжать путь во Владивосток.
– Струсили, что ли?
– спросила Оля.
– Cherchez la femme, Ольга Семеновна. На "Победе" и "Палладе", возможно, тоже были дамы. Они то и дело падали от страха в обморок. Зацаренный с Сарнавским вместо командования кораблями были заняты приведением их в чувство, - улыбнулся Акинфиев.
– Все зло всегда проистекает от женщин, - назидательно заметил Борейко. Крепко намотай это себе на ус, Сережа, и берегись своей амазонки.
Женщины бурно запротестовали.
– Без нас вы, мужчины, никуда не годитесь, - сказала Рива.
– Посмотрите на Стаха: человеком стал, как женился на Леле. Раньше ходил замурзанный и грязный; когда ел, когда не ел, а теперь все у него в порядке.
Разговор принял шутливый характер. Зажгли свет, закрыли окна и уселись за ужин.
– Что же вы, горе-мореплаватели, собираетесь теперь делать? поинтересовался Борейко.
– Эссен думает, что Ухтомского отставят от командования. Тогда, быть может, наша эскадра еще раз попытает счастья в бою.
– А пока вас перепишут в морскую пехоту или в крепостную артиллерию, заметил Борейко.
– Андрюшу уже назначили на Ляотешань командовать батареей, - сообщила Рива.
– Это только временно.