Папа чуть заметно повел головой на это предложение, однако произнес:

– Спасибо, мистер Грэйнджер, очень благодарен за ваше предложение, но мы сами платим по счетам.

– Что ж, но я готов, иначе не предлагал бы.

– Спасибо еще раз.

Мистер Грэйнджер встретился с папой взглядом и снова улыбнулся.

– Не стоит, Дэвид. А если изменишь решение, дай мне знать.

– Надеюсь, не изменю.

– Ну, всякое бывает… – Мистер Грэйнджер отжал сцепление, и папа отступил от машины. – Между прочим, ты не слышал, здесь не появлялся представитель союза, не говорил с вами?

– Да вроде нет.

– До меня дошло, будто в Виксберге социалисты организуют какой-то союз. – Он покачал головой. – Надеюсь, такое безобразие сюда не дойдет. Дохлое дело этот союз, ничего хорошего все равно не получится. – Он тронулся с места и развернулся. – Да, вот еще что, Дэвид, если у тебя будут лишние кипы хлопка с правительственным ярлыком, я охотно заберу их у тебя. И заплачу хорошо. Так не забудь о моем предложении насчет твоих налогов. Всегда рад помочь.

Мы с мальчиками подошли к папе и замерли, следя за клубами пыли, вздымавшейся на дороге, по которой умчалась машина.

– Папа, с чего это мистер Грэйнджер сегодня такой добрый? – спросила я.

– Добрый?

– Ну, предложил заплатить за нас налоги и все такое.

Папа рассмеялся. Я с удивлением посмотрела на него.

– Выслушай меня внимательно, моя голубка, – сказал он, обняв меня. – И вы, мальчики, тоже. И запомните! Когда этот господин вам что-нибудь предлагает, сразу смекайте, что он за это хочет урвать.

– Папа, но сейчас-то в чем дело? – спросил Стейси. – Он же собирается выложить свои деньги.

– Вот-вот, Стейси. Он выплатит наши налоги, и на налоговой декларации будет стоять его фамилия. А в один прекрасный день он предъявит ее и потребует нашу землю. Он предъявит ее в суде и, вполне возможно, оттягает нашу землю.

Мы со Стейси переглянулись.

Папа кивнул:

– Я точно говорю. Скорей всего, он не понял, что я разгадал его хитрость. – Папа другой рукой обнял Кристофера-Джона, и все вместе мы вернулись на подъездную дорожку. – И запомните еще вот что. Рассчитывайте все на один ход раньше таких людей, как Харлан Грэйнджер… Лучше на два, если сможете.

Добежав до заднего двора, мы с мальчиками повернули к дому. Кристофер-Джон и Малыш с шумом промчались через веранду прямо на кухню, но Стейси у входа задержался на миг. Затем догнал папу. Меня одолело любопытство, и я пошла следом.

– Папа, а что это за налог, про который упоминал мистер Фарнсуорт?

Папа внимательно посмотрел на Стейси, прежде чем ответить.

– Он принес плохие вести, сынок. Правительство собирается наложить пятидесятипроцентный налог на хлопок, который мы посадили сверх того, что оно нам разрешило посадить.

– Но мы же не подписывали договор! Значит, не обязаны сажать, сколько оно велит.

– Теперь получается, что обязаны, сынок. Как Харлан Грэйнджер сказал, всех заставят следовать правительственной программе, подписывал ты договор или нет.

– Но целых пятьдесят процентов налога! Стало быть, даже если хлопок пойдет по двадцать центов за фунт, мы получим всего по шесть. Стоит ли тогда трудиться!

Папин рот скривился в улыбке.

– На это правительство и рассчитывает.

Я приблизилась к ним.

– Нет, папа, я все равно не понимаю про этот налог и про договор.

Папа перевел взгляд на меня.

– Что тебе непонятно, голубка?

Я нахмурилась.

– Да все… Вся эта правительственная программа, и договор, и еще этот новый налог.

– Ну, в общем-то, он не такой уж новый. Правительство ввело его в прошлом году, когда мы уже успели посадить хлопок. Но мы его почти и не почувствовали – слишком много хлопка сгорело на том пожаре… – Он обернулся на дерево грецкого ореха, что росло на краю заднего двора.

– Пошли, я попробую вам все разъяснить.

Втроем мы направились к грецкому ореху и сели под ним на скамейку.

– Вы ведь знаете, у нас сейчас депрессия.

Я кивнула. Конечно, я знала. Почти всю мою жизнь я только и слышала что про депрессию.

– Так вот, из-за этой самой депрессии цены на все упали ниже некуда – и на зерно, и на картошку, и на свинину. На хлопок, конечно, тоже. До пяти-шести центов за фунт.

– Так низко?

– Да. – Папа кивнул и улыбнулся. – В тысяча девятьсот девятнадцатом, когда я встретился с вашей мамой, цены на хлопок подскочили аж до тридцати пяти центов за фунт.