И он рванул к своей избе, не разбирая дороги. Я не очень-то понял, что он имел в виду, да и думать об этом мне было некогда. Нужно было решить, как быть с гостями.

Не нравились они мне. Не вообще, как любому нормальному человеку не может нравиться уголовная шантрапа. Нет, чем-то еще другим. Одно я понял довольно быстро: они были не наши. Не выселковские, не зарайские, не раменские. Любое место все-таки накладывает свой отпечаток на человека. Про города и страны не говорю. Но даже в соседних деревнях люди хоть чем-то, да разнятся друг от друга. Взять наше Затопино и, допустим, Ключи. Всего-то разделяют их десяток километров и река Чесня. А люди чуть да другие. И даже не скажешь чем. А для местного жителя сразу ясно: этот из Ключей, а тот из Маслюков или Выселок. А тут и тонким наблюдателем не нужно быть, чтобы определить: не из наших краев. Из каких - не знаю. Но не из наших. И не из Москвы, это само собой.

Никаких выводов из своего умозаключения я делать не стал, да и какие могли быть выводы, я просто рассудил, что всему свое время, и сначала стоит поглядеть, как будет складываться ситуация.

* * *

Когда я вернулся в столярку, двое по-прежнему покуривали у машин, а четверо разглядывали станки. И было на что посмотреть. Один немецкий многофункциональный "вайсмахер" с программным компьютерным управлением чего стоил.

– Богато живешь, хозяин, - оценил старший, закурив "беломорину". Богато. Не один косарь баксов небось всадил в машины?

– Не один, - согласился я.

– А сколько?

– Много.
– Я кивнул на "беломорину" в его руке, синей от татуировок.
– Не курил бы ты здесь, а? Сухое дерево, пыль.

– Во-во, - подхватил он, продолжая курить и стряхивать пепел на пол.
– Я и говорю: бросит кто спьяну чинарик, да если еще бензинки чуток прольет - ведь вмиг все сгорит, нет? Обидно же будет, скажи?

В общем, все было ясно. Опять же - на первый взгляд.

Ну не нравились мне мои гости. Что-то в них было не то. По всем приметам это был банальный наезд. И вместе с тем нет, не просто наезд. А что? Не мог допереть. И потому злился, хотя, понятное дело, держал себя, как выражаются в культурных компаниях, в рамках приличий. Но на всякий случай открыл распределительный щит, пощелкал рубильниками и между делом нажал кнопку на неприметной черной коробочке с замигавшим красным светодиодом.

– А это что за хренобень?
– заинтересовался старший.

Он, конечно, сказал не "хренобень", а по-другому, но смысл был тот же.

– Пожарная сигнализация, - объяснил я.

– Ну-у! Пока из Зарайска пожарки прикатят, от твоей столярки и хазы одни головешки останутся!

Я промолчал. Не объяснять же ему, что эта хренобень подает сигнал не в зарайскую пожарную часть, а чуть-чуть в другое место.

– Сколько на тебя мужиков пашет?
– продолжал расспросы мой гость.

– Двадцать шесть.

– Не хило. По сколько же ты им платишь?

– Когда как. Пока немного. По сто пятьдесят - двести.

– Тысяч?
– уточнил он.

– Тысяч! Кто же за сто пятьдесят тысяч будет работать? Баксов, конечно.

– А сколько самому остается?

– Долларов по триста в месяц, - ответил я, и это была чистая правда. Но мой любознательный собеседник мне, разумеется, не поверил.

– Ладно туфту гнать! У самого японская тачка, домину строишь.

– У бабы новая "Нива", - подсказал качок, утомившись, видно, ролью стороннего наблюдателя.

– Она устроилась музыкальным работником в детский сад в Выселках, терпеливо объяснил я.
– Каждый день по четыре километра туда и обратно, да еще с ребенком - не находишься. Пришлось купить "Ниву". По нашим дорогам, сами понимаете...

– Давай к делу, - перебил меня старший.
– Ты меня знаешь?

– Нет, - честно ответил я.

– Я - Шрам. Понял?

– А по имени-отчеству?

Он слегка удивился вопросу, но все же ответил:

– Николай Васильевич.

– А я - Сергей Сергеевич.

– Я тащусь!
– снова вмешался в разговор качок.
– Сергей Сергеевич! Вникни, Шрам, а?

– Заткнись, - бросил ему Шрам и повернулся ко мне: - Это Чир. Мастер спорта по боксу, между прочим. А те двое, не смотри, что невидные из себя, каратисты. Правильные пацаны. У того черный пояс, а у второго - красный. Ты Пашу Раменского знал?

– Здоровый такой, с родимым пятном на носу?
– уточнил я.

– Ну!
– подтвердил старший.

– Знать особо не знал, но приходилось встречаться.

– Больше не встретишься.

Подручные Шрама захохотали. Я бы сказал - довольно нервно. Нетрудно было догадаться почему. Месяца два назад Пашу Раменского, державшего Зарайск, пристрелили при разборке вместе с тремя или четырьмя его кадрами. Об этом даже в "Московском комсомольце" была заметка. И теперь на первый взгляд выходило, что Шрам осваивает отвоеванную территорию.

Но только на первый взгляд. Тут у меня уже не было ни малейших сомнений: Пашу Раменского я действительно знал - познакомился во время тех самых душеспасительных бесед. И он, кстати сказать, показался мне человеком разумным и даже рассудительным. Во всяком случае, умеющим трезво просчитывать варианты. И он первым понял, что с такими странными отморозками, какими в глазах его окружения были мы, лучше, пожалуй, не ввязываться в принципиальные споры. Ну, до поры до времени. Так, вероятно, он решил и даже убедил в этом своих более горячих сподвижников. Но до своего времени, увы, не дожил.