– Я - Третий. Мы на месте. Все в норме. Один холодный, пять теплых... Нет, не мы, сам... Есть, ждем.

Он выключил рацию, оба спрятали "калаши" под куртки и уселись на верстаке, покачивая ногами в обычных белых кроссовках. Ну чисто студенты-практиканты.

– Чего ждем-то?
– спросил я.

Ни один, ни другой не ответили. Грамотные студенты.

Некоторое время было непривычно тихо, лишь покрякивали над Чесней перелетные утки. А потом вдруг в столярке потемнело, и начался прямо-таки американский вестерн. В дверном проеме возникли Мишка Чванов, Артем и Борисыч с двустволками на изготовку, а позади маячил Костя Васин с вилами. Другого оружия, видно, для него не нашлось.

– Руки вверх, суки!
– заорал Мишка, переводя стволы с моих гостей на студентов.
– Двенадцатый калибр, картечь, суки, кишки наружу! Руки вверх и никаких лишних эмоций!

Студенты соскользнули с верстака, перекатом ушли по углам, в их руках тускло блеснула сталь автоматов. Я едва успел прыгнуть между ними и поднять руки.

– Отставить! Убрать стволы! Здесь свои! Мишка, твою мать, я кому говорю! Положи ружье на землю! Всем опустить оружие!

Мой истошный вопль дошел-таки до разгоряченного Мишкиного сознания, мужики опустили двустволки, а студенты, чуть помедлив, спрятали "калаши".

– Серега, извини! Припозднились!
– снова заорал Мишка.
– Бабы, едри их, патроны спрятали! Пока нашли. Ты в порядке?

– В полном, как видишь, - ответил я, оттирая его к выходу. Но он успел рассмотреть столярку через мое плечо.

– и-мое! Это чего тут было? Едрена вошь! Куликовская битва! Чего тут было, Серега?

– Ничего тут не было!
– в свою очередь заорал я.
– Быстро валите отсюда! Ничего тут не было, вас тут не было, ничего вы не видели и знать не знаете! Ясно?

– Понял, Серега, все понял! Нас тут нет и не было никогда! Все понято, Серега, будь спок! Пошли, мужики!

– Ружья спрячьте, вашу мать!
– напутствовал я их.
– Всю деревню переполошите! И Ольгу еще задержи, - крикнул я вслед Мишке.

– Бу сделано, Серега! Все путем, будь спок!

Этот ковбойский налет произвел на студентов некоторое впечатление.

– Гляди-ка!
– заметил один из них.
– Защищать прибежали. За что они тебя так любят?

– Они не меня прибежали защищать, - возразил я.

– А кого?

– Не кого, а что. Свои рабочие места.

– Надо же!
– удивился второй.
– Цивилизуемся! Они попросили у меня санитарный пакет и моток веревки, упаковали моих гостей, умело наложив перед этим шину на сломанную руку качка, заклеив пластырем его разрезанную ноздрю и перевязав обладателя черного пояса. Потом сложили в кучку их стволы и снова уселись на верстаке.

– И долго мы будем чего-то ждать?
– спросил я.

– Минут десять, - взглянув на часы, ответил первый.

И верно, ровно через десять минут у ворот столярки затормозила неприметная серая "Волга" с московскими номерами, без всяких там мигалок и антенн спецсвязи. Из машины вышел человек в штатском - начальник оперативного отдела УПСМ - Управления по планированию специальных мероприятий - полковник Константин Дмитриевич Голубков.

* * *

...Через час, когда встревоженная Ольга, наконец, вернулась домой, в столярке уже ничто не напоминало о недавних событиях, а мы с Голубковым сидели во дворе на бревнах и вели неторопливую беседу. Но переход к этой беседе оказался нелегким.

Выслушав короткий рапорт одного из студентов, полковник раздраженно прервал мою попытку объясниться:

– Отставить! Я все слышал! Он жестом потребовал у одного из студентов коробочку рации, вышел на связь:

– Я - Первый, вызываю Пятого. Что там у тебя?

Таблеткой микрофона он пользоваться не стал, поэтому я услышал сквозь шум помех довольно отчетливый ответ Пятого:

– Стоит, где и раньше. Неподалеку от церквушки. Ждет. Зеленый "жигуль" шестой модели. Один. Ведет наблюдение из салона. Бинокль или бинокуляр с блендами.

– Контакты?

– Никаких. С полчаса назад подошел местный священник, поговорили с минуту. Видно, спросил, кого тот ждет, или что-нибудь в этом роде. Все.

– Задача прежняя. Конец связи.

Голубков вернул рацию и коротко приказал:

– Действуйте.

Никаких дополнительных указаний не потребовалось. Студенты сноровисто транспортировали команду Шрама в их "Нивы". Лишь когда поволокли самого Шрама, пыхтя от тяжести - а трупы, они всегда почему-то тяжелые, Голубков остановил их, обшарил карманы куртки Шрама и извлек какие-то довольно замусоленные бумаги.