Шрифт:
– Но это только пока, - тут же уточнил Муха.
– Будешь ты дальше жить или нет, зависит от твоего поведения. Если сболтнешь что-нибудь лишнее или попытаешься сбежать, я тебя даже искать не буду. Я просто капну твоим друзьям, кто их сдал со всеми потрохами, и они сами тебя уничтожат. Садистским, извращенным способом.
– Я... нет, я ничего... я буду молчать, - закивал Иван.
– Вот и хорошо. Молчи и живи, как жил... И не трясись!
– Муха хлопнул его по плечу.
– А следующий груз пропусти, как тебя и просили. Понял?
– Понял...
– пролепетал Годовалый. Муха оторвал задницу от капота автомобиля и выключил фары. Ивану после ослепляющего света показалось, что он погрузился в полную тьму.
– Если все пройдет гладко, - раздался голос лейтенанта Мухина, - я постараюсь тебя отмазать. Смотри не подведи меня.
Скрипнули створки ворот гаража, и наступила тишина.
Старшего таможенного инспектора Ивана Годовалого покинули последние силы. Он мелко затрясся, грузно сполз с ящика на землю и уткнулся носом в грязный, воняющий бензином пол своего гаража...
А Муха тем временем уже мчался на своем мотоцикле к гостинице "Петровская". Теперь надо было еще прощупать белобрысого, чтобы информацию получить исчерпывающую. Но белобрысый - это вам не толстяк инспектор. Здесь дело посерьезней будет. Белобрысый - человек явно не из пугливых и очень осмотрительный. Можно было бы прослушать его телефонные разговоры - ведь не по своей же воле он здесь? А раз так, то обязательно доложится куда-нибудь в Москву о результатах. Но как к нему подкатить? Тем более что их вообще там может быть трое. Прощупать, что ли?
Но в этот вечер номер похитителей с джипа не пустовал.
На следующее утро, восемнадцатого июля, примерно в то же время, когда в Москве Артист и Боцман разговаривали с Голубковым, невыспавшийся и разбитый Муха встал, не торопясь добрался до переговорного пункта и предпринял еще одну попытку дозвониться до Москвы. Попытка снова не удалась. Никого. И тут его осенило. Он вспомнил телефон клуба "Хорус". Ведь совсем недавно Марат их приглашал туда. Времени у него уже не оставалось, выбирать было не из чего. В клуб Муха дозвонился с первого раза, и все как есть выдал Марату. Теперь пора было мотать обратно в Москву. Жаль только новенькую "ямаху": ее, видимо, придется бросить в Питере, откуда Муха собирался сократить путь с помощью самолета.
В гостинице Муха поднялся на второй этаж, прислушался - в 202-м не раздавалось ни звука. Самое время. Муха тихо вскрыл дверь и вошел...
– Здорово, козел, - прогундел голос справа, и дверь была с грохотом захлопнута ногой.
– Сейчас ты расскажешь нам, какого хера увязался за нами и что тебе понадобилось в этом номере, - раздался второй голос, - а потом мы тебя кончим, сука.
Перед Мухой стояли два жлоба, и оба были вооружены...
3
– Что-нибудь случилось, Семка?
– Нет... Так, небольшие неприятности возникли.
– У тебя?
– Угу.
– Врешь ты все.
– Вру. Но не все. Совсем немного вру. Просто не хотел, чтобы ты испугалась... Ладно, Санек, не бери в голову.
– Ты и так меня перепугал.
– Я?
– Ну да. Убежал с утра, как будто тебе тревогу объявили. И лицо бледное, как у графа Дракулы...
– Да ну...
– Правда. Я не знала, что и думать, а ты еще так строго посмотрел мне в глаза и сказал: "Мне надо срочно уйти, не волнуйся, все в порядке". Хороша отговорочка.
– Это профессиональное. Ты же знаешь, у меня актерское образование...
– Семка, я серьезно!
– Мне надо быть здесь, Саш. Я потом объясню... Мне никто не звонил?
– Никто. А что, должны были?
– Могут. Так что держи ухо востро.
– Попробую... Если бы я еще хоть что-то понимала!
– Честное слово, Сашка, ничего интересного здесь нет... В общем, оставайся пока дома, и, если кто-нибудь меня будет разыскивать, ничего им не объясняй, просто перезвони на свою работу.
– Ты у нас в клубе?
– Да. Перезвони и передай мне. Хорошо?
– Хорошо... Сегодня хоть справишься со своими неприятностями?
– Не утомляй, Сашка! Помнишь, как сказал вчера по телевизору товарищ Лукашенко? "Белорусский народ будет жить плохо, но недолго".
– Понятно...
– Я всегда говорил, что ты девушка сообразительная. Но на всякий случай будь осторожней.
– Ну, спасибо.
– Ну, пожалуйста.
Артист улыбнулся, попрощался и положил трубку.