Шурка за черепаху переживал, а у Егора Ефимыча, оказывается, своя была забота. Когда от навозной горы осталось только сырое место, которое Шурка, любивший порядок, даже подчистил лопатой и подмел, они с Калинычем пошли для отдыха к поросятам. Там Егор Ефимыч озабоченно наблюдал, как поросята чавкают месиво из корыт, покачивал головой и бормотал:

— Ну и ну… Ах, елки-палки!.. Вот беда…

— А что? — спросил Шурка.

— Да боюсь, кое из каких толку не выйдет. Видишь вон того — родинка на ухе?

— Это мой! — сказал Шурка. — А что он?

— Обрати внимание, как ест. Он не ест, а, как говорится, сцеживает… То есть одну жижу пьет, а гущу оставляет…

— Ну и что?

— А нужно, чтобы хапал, тогда с него будет толк! Вот тот, в смоле, тот хапает!.. Тот быстро на поправку пойдет… А который сцеживает — зачичкается, так задвохлый и останется…

Калиныч радовался за своего поросенка и хвалился:

— Недаром он мне сразу понравился! Когда еще я его ловил, то аж насилу-насилу поймал! Чуть не удрал совсем! Насилу успел схватить — быстрый такой! А Шуркин задвохлый, потому он сразу и поймался…

— Что теперь делать? — обеспокоился Шурка.

— Да уж так не бросим… — ответил Егор Ефимыч. — До ума доведем! Завтра овсяного молока попробуем дать — стал быть, для разгону аппетита!..

— Какое овсяное молоко? — заинтересовался Шурка. — Где вы его возьмете?

— Сами сделаем из овса!

— А мне покажете, как делается?

— Ну что ж… — согласился Етор Ефимыч и велел ребятам идти домой отдыхать, сказав, что они сегодня крепко потрудились и большую работу проделали.

По домам Шурка и Калиныч шли каждый отдельно, потому что, не пройдя и больницы, поссорились. Разговор шел о черепахе:

— Может быть, она не любит на суше есть? — рассуждал Шурка. — Привыкла жить у себя в воде, там и ест…

— На то она и водяная, — согласился Калиныч. — Вот как возьмем у Витюши, можно ей в воду всего накидать… Я даже и водорослей в кадушку принесу!..

— В мою кадушку! — уточнил Шурка, начиная что-то подозревать. — У меня она будет жить!

— Может, кое-когда и у меня поживет… — уклончиво ответил Калиныч. — Сначала у тебя, после у меня маленько…

— Она должна в одном месте находиться. Чтобы привыкала!

— А как привыкнет, можно будет и в другое перенести… — уперся Калиныч. — Не известно, где ей больше понравится… Ведь у меня и озеро есть! Где лучше — в озере или в кадушке, по-твоему?

Тут ничего не скажешь: в саду у Калиныча действительно имелась обширная яма, которая после дождей наполнялась водой. Оттуда брали воду для поливки, но Калиныч называл свою яму озером и даже несколько раз пускал туда для разведения карасиков, но в жару вода высыхала до самого дна, а куда девались карасики — неизвестно… Раньше Шурка по ошибке тоже считал Калинычеву несуразную яму озером, но сейчас с презрением фыркнул:

— Ну и озеро! Лужа обыкновенная!..

— А у тебя и такого нет!

— И не нужно! Да я могу себе в два счета выкопать побольше, чем у тебя! И поглубже…

— А чего же ты не выкопал? Ты когда еще выкопаешь, а у меня уже готовая есть!

Шурка приостановился и сжал кулаки:

— Ты думаешь, я не знаю, чего ты задумал? Хочешь себе черепаху захватить? Не выйдет!

Калиныч тоже остановился и тоже сжал кулаки:

— А что? Я тоже имею право! Не меньше твоего работал… Не известно, кому Витюша отдаст!

— А я еще раньше с Витюшей договаривался! Что? Он мне первому показал, мне должен и отдать!

— Посмотрим…

— Да не посмотрим, а точно! Тут и смотреть нечего!

Драка почему-то не получилась, но Шурка с Калинычем оба обиделись и пошли домой: хоть и в одно место шли, но каждый по своей стороне улицы…

Шурка потом злился до самого вечера. Вот так друг оказался! Считается, товарищ, а сам хотел исподтишка черепаху захапать, не хуже своего поросенка. Недаром он и поросенка себе выбрал такого же захапистого: что Калиныч, что поросенок — никакой разницы, оба жадные! Но только у него ничего не выйдет, потому что черепаха, если правильно рассуждать, должна достаться Шурке, больше никому: во-первых, Шурка раньше всех ее увидел; во-вторых, Витюша больше Шуркин знакомый, чем Калиныча, который его мало знает, а Шурка уже давно обменивал с ним насос на шпоры; в-третьих, Егор Ефимыч — тоже Шуркин друг: они вместе ворота строили и забор, а когда Егор Ефимыч починял Калинычево крыльцо, сам Калиныч в это время болел в больнице желтухой и нисколько ему не помогал… А на хозяйственном дворе не он главный был, Шурка просто захватил его с собой по дружбе, мог и вообще не брать, а навоз один перетаскал бы ведром… Какое же он имеет право на черепаху? Но Шурка человек не жадный, и Калиныч может в любое время ходить ее смотреть, хоть целый день с ней возись — на Шуркином дворе! Впрочем, можно на денек и к Калинычу ее отпустить, когда совсем привыкнет… Пускай уж и в Калинычевом озере поплавает для разнообразия, даже интересно!

Успокоив себя таким образом, Шурка заснул и увидел сон про черепах: будто он залез в какое-то озеро, наподобие Калинычева, но гораздо больше, а там — видимо-невидимо черепах! Шурка начал их ловить и складывать в корзинку, но черепахи были быстрые, юркие и старались разбежаться… Уже почти полную корзину наловил Шурка, потом поглядел, а там нет ни одной, а вместо них лежат противные дохлые рыбы… В сны Шурка не верил, но тут, проснувшись, начал размышлять: к чему такой сон?..

Оказалось — к плохому, на что Шурка нарвался сам, через свою собственную дурость…