Я быстро проговорил, пока он звонил.

– Могу я спросить, ваша милость, какой повод вы придумаете, для чего вам нужны эти птицы?

Немного осторожности нам не помешает.

– Я знал Стейпса всегда, - сказал Маер твердо, и его глаза были ясными и пронзительными, каких я никогда у него не видел.

– Я доверяю ему свои земли, моё хранилище и свою жизнь.

Я не хотел бы когда-нибудь услышать, что он не внушает доверия.
– В его голосе звучала непоколебимая уверенность.

Я опустил глаза.

– Да, ваша светлость.

Он позвонил в колокольчик, и не прошло и двух секунд, как дородный лакей открыл дверь.

– Да, сэр?

Стейпс, я сейчас не в состоянии ходить в сад.

Не могли бы вы найти мне с полдюжины пташек?

– Пташек, сэр?

– Да, - сказал Маер так, как будто заказывал обед.

– Они очень красивые.

Я хочу слышать их пение, оно поможет мне заснуть.

– Я посмотрю, что я могу сделать, сэр.
– Прежде чем закрыть дверь, Стейпс сердито посмотрел на меня.

Когда дверь закрылась, я посмотрел на Маера.

– Могу я спросить Вашу Светлость, почему?

– Чтобы спасти его от неприятностей лжи.

Он не имеет к этому склонности.

И есть мудрость в том, что ты сказал.

Осторожность - это всегда инструмент мудреца.
– Я увидел тонкий слой пота, покрывающий его лицо.

– Если я не ошибаюсь, ваша светлость, сегодняшняя ночь будет трудной для вас.

– Все мои ночи и раньше были трудными, - сказал он с горечью.

– Что сделает эту хуже предыдущих?

– Офалиум, ваша честь.

Ваше тело жаждет его.

За два дня вы должны пережить самые худшие из них, но до тех пор вы будете в значительном . . .

дискомфорте.

– Говори как есть.

У вас будут болеть голова и челюсти, вы почувствуете потливость, тошноту, спазмы и судороги, особенно в ногах и пояснице.

Вы можете потерять контроль над кишечником и будете чередовать периоды интенсивной жажды и рвоты.
– Я смотрел вниз на свои руки.

– Простите, ваша милость.

Выражение лица Алверона, ничего не выражало, но к концу моего описания оно немного сжалось. Тем не менее он снисходительно кивнул.

– Я хочу знать.

– Есть несколько вещей, что сделает это чуть более сносным, ваша милость.

Он немного повеселел.

– Например?

– Настойка опия одна часть.

Только немного, чтобы облегчить жажду вашего тела.

И несколько других вещей.

Их названия не важны.

Я могу смешать их в чае для вас.

Еще одной проблемой является то, что вам все равно придется иметь дело с содержащимся в организме свинцом, который не собирается уходить оттуда.

Это, казалось, тревожило его больше, чем все, что я сказал до сих пор.

– Я не смогу просто избавиться от него?

Я покачал головой.

– Металлы - коварные яды.

Они задерживаются в вашем теле.

Только приложив особые усилия мы сможем вымыть свинец из вашей крови.

Маер нахмурился.

– Чёрт возьми.

Я ненавижу пиявок.

– Это фигура речи, ваша светлость.

Только ненормальные и подхалимы используют пиявок в этих случаях и возрасте.

Свинец должен быть выведен из вас.
– Я подумал, говорить ли ему правду о том, что он, скорее всего, никогда не избавиться от всего этого, но решил сохранить эту часть информации для себя.

– Можешь ли ты сделать это?

Я думал долгое время.

– Я, вероятно, ваш лучший выбор, ваша светлость.

Мы далеко от Университета.

Я бьюсь об заклад, что не один из десяти здешних врачей не имеет хорошей подготовки, и я не знаю, кто из них может знать, Кадикуса. Я подумал на мгновение, потом покачал головой.

– Я могу вспомнить около пятидесяти людей, лучше подходящих для этой работы, но они за тысячу миль отсюда.

– Я ценю твою честность.

– Почти всё, что мне нужно, я могу найти внизу, в Нижнем Северене.

– Тем не менее...
– Я замер, надеясь, что Маер поймет смысл моих слов и спасёт меня от неловкости просить у него денег.

Он уставился на меня.

– Однако?

– Я нуждаюсь в деньгах, ваша светлость.

То, что вам нужно не легко найти.

– О, конечно.
– Он достал кошелек и передал его мне.

Я был немного удивлен, что у Маера был, по крайней мере, один хорошо набитый кошелек в пределах легкой досягаемости у его постели.

Непроизвольно, я вспомнил мою тираду к портному в Тарбеане несколько лет назад.